Книга Спокойный хаос - Сандро Веронези

— Да начхать мне на эти MTV Awards.

— Но ты же должен вручить премию лучшему исполнителю альтернативного жанра.

— А я возьму и приеду к вам. Как ты на это смотришь?

— Судя по интервью, ты бы очень хотел вручить премию Бьйорк, но уверен, что на первое место выйдет Франц Фердинанд. Кстати, кто, черт возьми, он такой, Франц Фердинанд?

— Так группа называется: «Франц Фердинанд».

— А почему ты так уверен, что победят именно они? Что, кто-то уже успел подкупить жюри MTV Awards?

— Пьетро, я серьезно тебе говорю, что мне не нравится, что вы будете одни в этом доме.

— Охотно тебе верю, братец, но все равно ты не можешь к нам приехать, ведь ты уже в системе.

— В три у меня встреча, как только освобожусь, сяду в машину и дуну к вам.

— Да они и сюда за тобой приедут. Ведь ты уже прямо в «Матрицу» угодил.

— В семь я буду у вас.

— Не-а.

— Да брось ты. Пойдем все вместе к «Анне» есть рыбу.

— Они и к «Анне» за тобой придут. Ведь у них есть кожаные головы, вертолеты, спутники-шпионы. Да и потом, «Анна» уже закрыта.

— Или нет… Почему бы вам ко мне не приехать? Всего два часа, а? Вы еще и на концерт в Колизее успеете.

— Карло, ты даже представить не можешь, как нам здесь хорошо.

— Что вам стоит. Махните ко мне. У меня какие хотите места есть. И на премирование, и на банкет. Ты только подумай, как Клаудия обрадуется. И Бритни Спирс тоже будет.

— Вот именно. Чем меньше она ее видит, тем лучше.

— Да ладно. Ты что, не помнишь, кто тебе нравился в ее возрасте?

— Мне? Мне нравился Пино Даниеле.

— Это потом. А я говорю тебе, когда ты был в ее возрасте. Что, не помнишь?

— «Абба»?

— Нет. Хуже. «Абба» тебе нравились, когда мы жили на улице Джотто, значит тебе тогда было уже лет двенадцать. А я говорю, в девять лет кто тебе нравился?

— Клаудии уже десять с половиной.

— Согласен, ей десять с половиной. Так ты уже не помнишь, кто тебе нравился?

— В десять с половиной лет мне никто не нравился. Я играл с конструктором «ЛЕГО» и больше ничего, стоп.

— Ты что, уже забыл про фестиваль «Rotary», когда еще Пиппо Баудо пригласил тебя на сцену поучаствовать в викторине?

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Ты выиграл, естественно, выиграл книгу «Приключения Красного корсара». Ты, видимо, уже забыл, что тогда ответил на вопрос Пиппо Баудо, кто твой любимый певец?

— Да брось. Пиппо Баудо никогда не брал у меня интервью.

— У меня и фотография есть, красивая фотография, она у меня в семейном альбоме. Ты с книгой в руках, а Пиппо Баудо держит прямо перед тобой микрофон. Неужели ты не помнишь, что ты ему ответил?

— Я вытеснил из сознания воспоминания об этом эпизоде.

— «Рикки и Повери». Вот, что ты ему ответил.

— Ну и что? Я это брякнул просто так, лишь бы только от него отвязаться.

— В возрасте Клаудии твоими любимыми певцами были «Рикки и Повери». Запомни это.

— И что из этого? У тебя в комнате висел плакат с Габриеллой Ферри.

— На Габриеллу Ферри я дрочил, это совсем другое.

— Дрочил?

— Дрочил, дрочил. Чему ты удивляешься. Она меня заводила до потери пульса, я просто тащился от ее голоса с хрипотцой: поставлю на проигрыватель пластинку «Розамунда», смотрю на плакат, а сам дрочу, дрочу. О, как это было фантастично!

— Ну, знаешь, ты просто уникум. Наверное, ты единственный в мире дрочил под Габриеллу Ферри.

— Это только ты так считаешь. Например, Кукка делал то же самое.

— Прекрасная парочка: ты да Кукка.

— Тогда это был наш идеал женщины. Она тогда была вся из себя, такая энергичная.

— Если не ошибаюсь, она недавно умерла.

— Да, самоубийство. Я так переживал. Незадолго до этого видел ее по телевизору, после стольких лет и именно в передаче Пиппо Баудо, она стала просто необъятная, напичкана психотропами, и уже за пределами добра и зла. Прекрасная моя. И мне вдруг так захотелось познакомиться с ней лично, клянусь тебе. Я хотел позвонить ей и сказать: «Синьора Ферри, в юности я и мой друг Кукка дрочили, слушая ваш голос и думая о вас».

— Ничего себе утешенье.

— А что? Все лучше, чем ничего. Не думаю, чтобы мой звонок мог что-нибудь изменить, но кто его знает…

— Да. Хорошо. Сейчас приду! Дилан… ко мне! Извини, Карло, Клаудия хочет искупаться, мне надо привязать Дилана, иначе и он за ней полезет в воду. Сюда, мой хороший! Сюда! Нет, нет, я сказал: нет! В воду — нет! Ко мне, сидеть! Вот молодец. Вот так, вот так. Сиди!

— …

— …

— Пьетро? Алло! Где ты?

— Да.

— Я серьезно, приезжайте, а?

— Мы приехали сюда и теперь уж останемся здесь, Карло.

— Вот именно. Вы же близко от меня. Приезжайте. Ведь так будет лучше.

— Не можем мы. Правда. И Дилан с нами. Куда мы его денем? И потом? Клаудия договорилась встретиться со своими подружками сегодня вечером. Ведь сегодня Хэллоуин, они пойдут по домам каледовать, обычное дело: «Сласти или проказы?»

— Тогда пусть она сама решает. Передай ей трубку.

— Она в море.

— Ладно, я ей перезвоню.

— Карло, прошу тебя, не настаивай, у нас все хорошо. Поверь мне.

— Нет, Пьетро. В этом доме вам не может быть хорошо…

— Послушай, рано или поздно мы ведь должны были разрешить эту проблему. Не…

— И Хэллоуин тоже никуда не годится. Ты головой своей подумал? Ты привез ее на праздник мертвецов.

— Хэллоуин никогда не был праздником мертвецов.

— А я тебе говорю, что это праздник мертвецов, колдунов и призраков.

— Это не что иное, как Самайн — древний кельтский Новый год. Праздник перехода к зиме, посвященный изгнанию злых духов, в древности люди праздновали его, чтобы задобрить их и предотвратить голод, а потом ирландцы, прибывшие в Америку, привнесли в эту традицию новые элементы: фонарь в форме тыквы и каледование ряженых с шуточками и проказами.

— Вы только послушайте его. Теперь, чтобы поговорить о Хэллоуине, нужно диссертацию защитить по антропологии.

— Да ладно тебе, остряк. Я сам об этом узнал из сегодняшней газеты, эту статью напечатали рядом с твоим интервью. В любом случае, это не имеет значения, потому что так, как ты, нельзя смотреть на этот вопрос.

— Что ты имеешь в виду?