Книга 188 дней и ночей - Януш Леон Вишневский

Малгожата, я в Слупске…

Я приезжаю сюда в основном (иногда по пути заезжая в родную Торунь) на машине прямо из Франкфурта, чтобы преподавать информатику студентам математического и естественного отделений (собственно, на 90 % это студентки). На дверях маленького рабочего кабинета, который я делю с тремя другими людьми, висит табличка с надписью «Д-р наук Януш Л. Вишневский, профессор Поморской педагогической академии». Я вовсе не считаю, что я какой-то слишком особенный, но очень стараюсь донести до сознания студентов современную информатику. Много лет тому назад произошла «утечка» меня с моим мозгом из Польши. И вот уже пять лет я возвращаюсь в Польшу, в Слупск, и рассказываю, чему я научился в Германии, США или Великобритании. Эта выплата пусть и не всего долга, но она оставляет во мне приятное ощущение, что я выплачиваю хотя бы проценты. Мой друг, работающий в варшавском банке, убеждал меня, что для кредитных институтов выплата процентов гораздо важнее выплаты долга. Охотно ему верю…

Маленький и, по сравнению с Варшавой, Познанью, Вроцлавом или Краковом, очень уж провинциальный вуз, расположенным неподалеку от Устки, о которой часто вспоминают, когда приходит сезон отпусков. Иногда вечерами после девяти или десяти часов лекций я еду в Устку и гуляю вдоль пляжа, радуясь, что ничего никому я не должен объяснять. У меня совсем мет ощущения некой миссии, но я считаю, что так называемые провинциальные студенты ни в чем не уступают студентам учебных заведений, занимающих верхние строчки рейтингов. Разве что победнее и с более сильным стремлением к учебе, чтобы выбраться из этой бедности. Кроме того, на Слупске я остановил свой выбор по другим причинам, в том числе и личным. Здесь обо мне заботятся, здесь ценят мое присутствие, здесь мне дали компьютеризированное рабочее место, по мере скромных возможностей обновляется оборудование. Кроме того, я знаю, что студенты ждут меня и хотят слушать то, что я рассказываю им. Это, наверное, самое щедрое вознаграждение за мой труд. Другое вознаграждение, в денежном эквиваленте, поступающее на мой банковский счет, такое, какое есть, потому что, как говорится, чем богаты… Особенно если это богатство из бюджетной сферы. За свою жизнь мне довелось преподавать в нескольких учебных заведениях в разных странах. В Торуни (Университет Николая Коперника), в университете Майнца, в Нью-Йорке (City University of New York). А теперь я преподаю в Академии в Слупске. Если оценивать студентов, то должен признаться, что разницы практически никакой. Может, только студентки здесь исключительно привлекательные. Но это мое личное мнение… Зато теперь ты знаешь, почему я иногда пишу тебе из Слупска.

В Слупске «читают Вишневского». Это к комментариям к Щуке. Знаю это также от моих студентов. Сначала я подписываю зачетки, а потом и свои книги. Отсюда и мое знание. Я все думал, сколько же из студенток, которым я подписал книги, феминистки. Как-то раз в перерыве между лекциями я даже спросил. И не получил ни одного конкретного ответа. Эти юные женщины (но уже не наивная молодежь: я веду занятия на четвертом курсе) просто не интересуются феминизмом. Только одна из них (то есть из пятидесяти шести) громко заявила, что она феминистка. Но не стала отождествлять себя ни с тобой, ни с Дунин, ни с Графф, ни со Щукой. А поскольку она «высказалась», я использовал ее (интеллектуально) и стал раскручивать тему. Она заявила нечто весьма характерное: феминистки в Польше напоминают ей маленьких девочек, которых заперли на ключ в каморке. Они топают ножками, стучат в дверь, но ничего, кроме приглушенного шума, из-за двери не доносится. Они инфантильны, а порой и неловки, когда ведут себя как раздраженные «суфражистки в критические дни». Особенно те, что, уже будучи матронами феминизма, «разыгрывают из себя олицетворение вечной молодости, напяливают на себя маечки с изображением Мадонны». Кроме того (это она мне тоже сказала), феминизм не нуждается в руководительницах, потому что тогда он становится подозрительно элитарным и перерождается в нечто, что можно воспринимать как политику. А политика в Польше лживая и ассоциируется только с «грязью и комиссиями». Она сама хоть и феминистка, но любит, когда мужчина целует ей руку при встрече, и не видит ничего плохого в том, что будет гладить ему рубашки. При условии, что, если возникнет необходимость, он возьмет отпуск по уходу за их заболевшим ребенком, а ей позволит «делать карьеру». Ради общего блага. Я знаю, что мои книги читают в основном женщины. Я знаю это из полученных мною семнадцати тысяч мэйлов, свыше 72 % из них отправили женщины. Пожилые, молодые, из Польши и из-за границы, женщины с учеными степенями университетов, госслужащие, парикмахерши, кухарки, уборщицы, домохозяйки, продавщицы, студентки и ученицы. Каждый из этих мэйлов был своего рода рецензией. Одни состояли из единственной фразы, другие из четырех страниц. Я не вижу ни малейшей рациональной причины, чтобы мнение «критикессы из телевизора» было хоть в чем-нибудь более важным и ценным, чем мнение каждой из этих женщин. Если бы я так взвешивал эти мнения, то был бы антифеминистом. А как ты сама прекрасно знаешь, таковым я не являюсь. Ты увидела это точно в нашем интервью для журнала «Pani» (январь 2004), которое провокационно назвала «Раздеть феминистку». С сегодняшнего дня я знаю, что есть и такие феминистки, которых я хотел бы не раздеть, а одеть. Лучше всего в смирительные рубашки.

Сердечный привет,

Януш Л.

P.S. Немного запоздавшие благодарности за твое интересное обсуждение «Молчания овечек».

Варшава, вторник, вечер

Януш,

меня ничуть не удивило, что твои студентки не считают себя феминистками, просто они ими являются. Феминистка по определению, а не согласно идеологии, мыслит и действуют по-своему, то есть так, как ей велят душа и разум. Ей, а не ее мужчине. Это само собой разумеется. Вот удивились бы твои красивые и умные девушки, если бы услышали, что швейцарки еще совсем недавно не имели права голосовать, что в шестидесятых годах немки, желающие устроиться на работу, должны были принести работодателю письменное разрешение мужа, и т. д. Так что «твоим» девушкам вовсе не нужно ассоциировать себя с феминизмом, более того, их дети с молоком матери впитают в себя их жизненные принципы. Битву за польский феминизм, вернее, за души их матерей, которые все еще не могут определиться, в чем заключается роль женщины, ведут СМИ. Мать-полька. Прислуга. Мамка.

Жизнь, однако, учит нас покорности, и в какой-то момент мы начинаем напоминать героинь фельетонов Дунин.[77]Где-то я это уже слышала, кто-то меня от этого предостерегал, но мне тогда казалось, что это феминистское топанье ножкой. Януш, ты пишешь, что твои студентки не отождествляют себя ни с одной из нас, а зачем им это? Они должны быть самими собой, в этом и заключается смысл феминизма.

Если им это удается, то это свидетельствует о победе суфражисток. Девушка, будь собой, такой, какой ты хочешь быть. Мне трудно согласиться с тем, что феминизм несет за собой инфантилизм. Это упрощенное и несправедливое мнение. Движение не может существовать без лидера, в особенности если в его «политической» программе нет места избиениям, издевательствам, унижениям, нелегальным абортам. Однако каждая из нас имеет право составить собственную политическую программу. Свою я считаю реализованной, когда получаю от молодой или зрелой женщины письмо со словами: «Спасибо, то, что Вы написали, — точно про меня». Про нее, про другого, про саму себя, и на этом основывается мой феминизм — без топанья ножкой. Ну, может быть, это допустимо в каких-то иных ситуациях. Можно проверить.