Книга Варяжский круг - Сергей Михайлович Зайцев

Через три года от начала похода крестоносцы подошли к Иерусалиму и осадили его. И осада эта продолжалась больше месяца. И когда в конце концов Иерусалим пал, крестоносцы устроили в нем такую резню, какую вряд ли еще где-нибудь видело небо. Жители города, арабы и евреи, подверглись поголовному истреблению. Улицы были завалены горами трупов, а крови в некоторых местах скопилось столько, что уровень ее доходил лошадям до колен. Латиняне, сами как бы обезумевшие от содеянного, бессмысленно бродили по улицам, иногда, остановившись, возносили молитвы Господу. Приходя на поклонение святым местам, латиняне, потрясенные собственной жестокостью, кричали в небо мольбы и просьбы об отпущении грехов и рвали на себе волосы. Другие же латиняне тем временем продолжали ужасное кровопролитие. Они, подобно слугам Ирода, не щадили даже самых малых детей и убивали их, ударяя головой о камень.

Да, трудные годы правления выпали на долю Алексея Комнина. Император не успевал развязать один узел, как где-нибудь уже завязывался другой, а то и сразу несколько, и каждый из них грозил затянуться накрепко и перейти в болезнь, и пошатнуть устои того сооружения, которое усилиями многих лет окрепло и заработало. Время от времени то в одном, то в другом уголке Империи вспыхивали мятежи, в Константинополе зрели заговоры, новые войска крестоносцев шли через царственный город, павликиане и богомилы своим дерзким учением продолжали смущать веру христиан, и многих из них, и даже из лучших известнейших фамилий, они сумели совратить на неправедный путь. По той причине, что император был долгое время занят расширением границ страны и не успевал оглянуться себе за спину, еретики почувствовали в городах Византии некоторую вольность. И движение их начало быстро разрастаться, пока наконец не стало опасным для покоя Империи. И тогда Алексей обратил на еретиков внимание и, опытный правитель, без особого труда сумел изловить наставника и пастыря богомилов, ересиарха Василия, со многими учениками.

Император Алексей умел быть жестоким, но и умел быть милостивым. Выслушав учение богомилов из уст самого ересиарха, Алексей Комнин, искусный богослов и знающий теолог, бессчетное количество раз пытался убедить Василия в неправоте и уговорить его отречься от ереси. А ведь ничто не мешало императору сразу же после поимки возвести еретика на костер! Василий же, человек дерзкий и упрямый, вступал с императором в спор и, в свою очередь, сам пытался убедить Алексея в его неправоте и склонить его к сочувствию учению богомилов. Видно, Василий сам свято верил в то, о чем говорил, а если и не верил, то мысли о пастве укрепляли его, ибо – куда пастырь, туда и паства… И так продолжалось довольно долго, пока терпение августейшего не иссякло и пока не пришло время действовать – ведь многие подданные уже давно ждали от Алексея действия и поражались тому, что он столько времени теряет с каким-то еретиком. Император приказал развести на ипподроме костер, а в некотором отдалении от него установить крест, чтобы у Василия была возможность выбора. Все было исполнено в точности. Костер же, вероятно, для устрашения, был разожжен такой величины, что на нем можно было сжечь тысячу еретиков, а не одного ересиарха. Император в последний раз сказал Василию: «Отрекись!» Но еретик упорствовал: «Всё вокруг – творение дьявола! И ваши храмы – храмы бесов!» Тогда Алексей Комнин сделал воинам знак расступиться и предложил еретику: «Иди, выбирай». И Василий пошел к костру, ни разу не взглянув на святой крест. Но от костра исходил такой жар, что даже этот упрямец остановился, не доходя до него. И стоял так: не шел ни вперед, ни назад и всем видом своим выказывал растерянность. Василий надеялся, что ангелы, зная неколебимость его веры, спасут его из огня, но ангелы не появлялись и чудо не свершилось. И еретик долго стоял бы так – видно, с приближением ужасной смерти разум его помутился. Поняв это, палачи помогли ему. Они подняли Василия на руки и кинули его в самое пекло. И никто с целого ипподрома не видел в подробностях, как сгорел еретик, потому что могучее пламя, будто стеной, сокрыло его мучения. Люди, стоявшие вокруг, кричали и требовали, чтобы и остальные еретики были сожжены тут же. Однако император распорядился заключить их в тюрьму, где те и пробыли до конца жизни, печалясь о своих заблудших душах. Крепкие стены, отделявшие богомилов от мира, были для них настоящим творением дьявола.

Покончив с богомильством, император Алексей вновь обратил свои помыслы на восток. Он выбрал удачное время для войны с турками – неверные после многих поражений, нанесенных им крестоносцами, были очень ослаблены и, охваченные междуусобицей, не были едины. Город за городом брал у них Алексей, войско за войском уничтожал. И продвинулся далеко в глубь Малой Азии и возвратил Империи почти все южное побережье Понта. Повсюду в освобожденных старых византийских городах Алексей Комнин начинал строительство и очень в этом деле преуспел. Крепя провинции, крепил и свой престол… И больше всех думал об Империи и не знал покоя ни днем, ни ночью. Проводя свою жизнь в бесконечных трудах, Алексей Комнин являл собой достойный пример не только властителям, но и простым смертным. И он был истинным христианином, потому что, забывая о себе и в ущерб собственному здоровью, постоянно радел о ближнем – будь то покинутый всеми старец или бездомный сирота, будь то дикий варвар, ищущий света в православии, будь то отчаявшийся бедняк или преуспевающий торговец.

Император понимал, что благополучие Империи во многом зависит от способности ее к делам благотворительности и добродетели. И повсеместно поощрял содержателей богаделен, приютов, домов призрения и строил много грамматических школ. Сеять вокруг себя семена добра – тяжкий труд, но это и единственный путь, по какому идут к бессмертию.

Слава императору, слава Алексею Комнину!..

Глава 4

О Константинополь!

Этим городом можно было любоваться бесконечно. Несравненный…

С борта корабля, проходящего в виду царской пристани Вуколеон, Константинополь был – словно море красных и оранжевых черепичных крыш. Над этим морем то тут, то там поднимались купола храмов, и самый значительный из них – большой купол св. Софии, построенный еще Юстинианом. Ослепительно белый в солнечных лучах, он был искусно выложен из особого кирпича, который, говорили, так легок, будто вырезан из дерева, а не слеплен из глины. Островами над морем крыш возвышались оливковые рощи, виноградники и кипарисовые аллеи. Скалистым берегом невиданному морю служили неприступные городские стены, стояли непрерывной чередой мысы-башни, мысы-крепости. Столпы, колонны, обелиски… Взволнованное море, город ярусами поднимался к вершинам холмов.

Со стороны Галатского моста Константинополь – это мачты несметного множества кораблей и причалы, причалы… целый берег причалов. Повсюду выгрузка и загрузка, тут же и торги. Сплошь крики. Все кричат: торговцы, грузчики, покупающие господа, уносящие рабы, возницы, кричат менялы и тавернщики, и сами воины, следящие за порядком. Все шумит и бурлит подобно громадному водовороту. Многоликая, разноязыкая толпа, где выходцы из разных стран хорошо понимают друг друга с помощью звона монет! Здесь – ликование, поют и танцуют, и пьют вино. Не засматривайся, не заблудись! Тут – бранятся с таможенниками. Дальше, гляди, не поделили прилавок, пустили в ход кулаки, вот-вот дело дойдет до клинков. Сторонись – стража хватает всех подряд!.. Прямо с причалов, с мостов и с судов ловят рыбу, на месте жарят ее и с огня жаровен продают. Чуть дальше от берега, словно ячейки пчелиных сот, лепятся один к одному эргастирии – мастерские ремесленников. Ткачи, обувщики, гончары, ювелиры, оружейники производят здесь свой товар и здесь же зазывают покупателей и сбывают его.