Книга Загадка Александра Македонского - Неля Гульчук

– Счастливы глаза мои, что тебя видят!

Его взгляд обжег Таиду. Он скользил по ее лицу, по шее, по обнаженным рукам, ласкал ее фигуру, обнимал ее, вбирал в себя.

Таида начала расспрашивать Персея, почему для своего пира из всех афинских гетер он выбрал именно их.

Персей объяснил, что он предпочел бы лишиться глаз, чем ее не видеть. Она – его мечта, о которой он грезил всю жизнь. Он соорудит в своем доме ей алтарь, как своему божеству, и будет приносить в жертву мирру и алоэ, а весной – анемоны и яблоневый цвет.

Охватившее Таиду чувство радости почему-то смешивалось с тревогой.

И хотя Персей говорил много и уклончиво, голос его звучал искренне. Красота Таиды опьяняла его, он желал ее и чувствовал, что и впрямь мог бы поклоняться ей, если бы не знал, что она была возлюбленной его заклятого врага, человека, которого он ненавидел всей душой.

Голоса гостей звучали все громче, и Персей, обняв Таиду, ввел ее в пиршественный зал.

За столами на ложах возлежали: афинские аристократы, старые и молодые, жаждавшие забав, роскоши и наслаждений, богатые торговцы и банкиры, а наряду с ними – певцы, мимы, музыканты, танцовщицы, философы, прорицатели, фокусники, остряки и всевозможные, модой или глупостью людской, вознесенные знаменитости-однодневки, – пестрая смесь людей разных сословий и занятий.

Шум, музыка, запах цветов и восточных благовоний туманили головы.

Персей подвел Таиду к ложу, стоящему в центре зала, и возлег рядом с ней. Тело его прикрывал бледно-желтый хитон с вышитым золотым орнаментом. Руки были обнажены и, по восточной моде, украшены выше локтей двумя широкими золотыми браслетами. Это были мускулистые руки, руки воина, созданные для щита и меча! Сросшиеся густые брови, сверкающие глаза, смуглый цвет лица подчеркивали мужественность и силу характера.

По знаку хозяина раб возложил на головы Таиды и Персея венки из роз.

Ощущая излучаемый Персеем жар, Таида вновь испытала охватившее все ее тело наслаждение. Ею овладела сладостная истома, бессилие, забытье, на какое-то мгновение показалось, что она засыпает.

И Персея волновало ее присутствие рядом с ним. Его дыхание стало частым, речи прерывистыми, по телу пробегал огонь, который он тщетно пытался погасить вином. Но сильнее всего его опьяняли ее руки, грудь, вздымающаяся под тонкой тканью, вся ее фигура, возлежащая рядом с ним, прикрытая прозрачными складками хитона. Он пьянел все больше и больше от близости Таиды, от происходящего вокруг веселья.

Знаменитый мим изображал волшебство любви. От мелькания его рук воздух как бы превращался в сияющее, трепещущее, сладострастное облако, которое обволакивало клонившуюся в истоме воображаемую девичью фигуру, сотрясаемую судорогами блаженства. Это была не пляска, а живая картина, ярко рисующая таинство любви, картина чарующая и бесстыдная.

На мгновение Таиде показалось, что молния сейчас испепелит этот веселящийся дом или потолок обрушится на головы пирующих.

Мима сменили танцовщицы. Исполнив вакхический танец, они рассыпались среди гостей, возлегли на ложа и стали предаваться любви.

Персей совсем близко придвинулся к Таиде:

– Этот хитон скрывает тебя от меня. Сбрось его. Смотри!.. Все ищут любви. Кроме нее, нет на свете ничего!

Пир все больше превращался в попойку, в разнузданную оргию.

Обнажившаяся по пояс танцовщица приникла своей пьяной головой к бедрам одного из молодых юнцов, и он, не менее пьяный, сдувал золотую пудру с ее волос, то и дело поднимая кверху светящиеся блаженством глаза.

Таиде показалось, что она летит в бездну, а Персей не спасает ее, а, напротив, тянет туда. Ей вдруг стал неприятен и этот пир, и Персей, и она сама. Некий голос взывал в ее душе: «Таида, спасайся!», но тут же что-то в ней подсказывало, что она приглашена сюда не случайно, что надо подождать, что за всем происходящим кроется какая-то тайна, что торопиться не следует.

Когда Персей вновь вплотную приблизился к ней, она почувствовала, что спасения ей нет.

– Божественная афинянка. Люби меня!..

Таиду вдруг охватил гнев. Она попыталась обороняться, но тщетно старалась оторвать от себя его руки. Смуглое лицо Персея приблизилось к ее лицу. Оно было жестким и отталкивающим.

– Я что, хуже Александра? Этого вонючего македонца? Что нашла ты в нем? Каждую женщину, которая ему понравится, он затаскивает в постель. Хочешь услышать имена? Это прекрасная Барсина, жена греческого наемника, покойного Мемнона. Это наложницы из гарема Дария. Но это еще не все. Александр обращает внимание не только на женщин. Он делит свое ложе с красавчиком Гефестионом. А, главное, не забывай, что я – афинянин, а ты – афинянка. Македонцы всегда завидовали Афинам и ненавидели наш город. Вспомни Пелопонесскую войну. Они сражались против Афин на стороне спартанцев.

Таида почувствовала, что должно произойти что-то ужасное.

– Отдайся мне прямо сейчас! Я заплачу! Хорошо заплачу! Не меньше, чем царь Македонский! Ты должна быть моей!

И он обнял Таиду и попытался сорвать с нее одежды.

В эту минуту раздался голос Демосфена.

– Александр царь Македонский – тиран. И мы все скоро почувствуем это на своей шкуре, если вовремя не одумаемся. Тирания претит афинскому духу: мы свободные люди, по крайней мере, те из нас, кто не рабы.

Персей, вспомнив о своем предназначении хозяина, поостыл и начал украдкой поглядывать на гостей.

Слова оратора вернули всех к реальной действительности. Все, о чем говорил Демосфен, настораживало.

– Ради собственной славы Македонец затягивает кровопролитную войну. И уже втянул в нее и нас, афинян.

Таида, которая в начале пира не заметила присутствия на нем Демосфена, теперь с благодарностью обратила на него свой взор.

В какой-то миг взгляд оратора встретился со взглядом Таиды, и сердце гетеры сжалось от страха, вернее от неприятного предчувствия.

Демосфен продолжал рассуждать о том, что если Афины не уничтожат Александра, то Александр уничтожит Афины. И если это произойдет, так лишь оттого, что у молодежи нет веры, а без веры не может быть добродетели. К тому же старинные строгие обычаи пришли в упадок, никому и в голову не приходит, что афинянам не устоять против варваров-македонцев, как в прошлом они не устояли против спартанцев, которые ослабили и истощили могущество Афин.

Забыв о Персее, Таида внимательно стала разглядывать Демосфена. Все красавцы были в ее понимании чем-то похожи друг на друга, но человек невзрачный был невзрачен по-своему.

У Демосфена был широкий лоб, мясистый нос и жидкие волосы. На вид ему было не многим более пятидесяти. Он был среднего роста, сутул, со слабой грудью, узкими плечами и длинной шеей.

Голос его был высок и резок, – он был столь же своеобычен, как и его внешность.