Книга "Волкодавы" Берии в Чечне. Против Абвера и абреков - Юлия Нестеренко

В результате к концу 1943 года в ЧИ АССР осталось не более полусотни мелких разрозненных банд, а общее количество состоящих на учете бандитов едва превышало 500 человек. Труженики республики успешно выполнили план по сдаче государству сельхозпродукции, увеличилось по сравнению с предыдущим годом производство продукции нефтепромыслов.

И вот на фоне всего этого нас как громом поразил приказ Берии — планировалась спецоперация по выселению вайнахского народа!

Первым свое сомнение в справедливости подобной акции выразил Димпер, у которого происходящее явно ассоциировалось с трагедией собственного народа.

— Замолчи! — был вынужден сказать ему я. — Красноармеец Шаламов, не забывайте, что мы всего лишь солдаты, и не нашего ума дело обсуждать приказы наркома внутренних дел.

— Вот-вот, именно так и Шмеккер всегда говорил, — пробурчал себе под нос Крис, но я все равно услыхал его слова и буквально взвился.

— Твое дело телячье — иди, куда начальство посылает. А для несогласных есть военный трибунал.

У меня и без рассуждений Криса на душе кошки скребли, а тут еще он со своими сравнениями. Нам объяснили, что выселение производится с целью лишить бандитов поддержки со стороны местного населения! Ведь как бы ни страдали порой от их действий сами вайнахи, но древний горский кодекс чести не позволял им выдавать абреков русским властям.

Кроме того, меня сильно задела реакция Лайсат. Дело том, что я сделал ей официальное предложение — брак со мной мог спасти чеченку от депортации. Но чертовка лишь сверкнула на меня своими черными глазищами и заявила, что разделит горькую судьбу своего народа!

Высшим партийным работникам, чеченцам и ингушам по национальности, было заранее доложено об указе о выселении и о мотивах, которые легли в основу этого решения.

Председатель СНК ЧИ АССР Молаев после этого сообщения прослезился, но взял себя в руки и обещал выполнить все указания партии и правительства. Была сделана попытка воспользоваться авторитетом высших духовных лиц Чечни Б. Арсановым, А.Г. Яндаровым и А. Гайсумовым, они призывались оказать помощь через мулл и местных старейшин. 40 республиканских партийных и советских работников из чеченцев и ингушей были прикреплены к 24 районам с задачей подобрать из местного актива по каждому населенному пункту 2–3 человек для агитации.

Брат и сестра Чермоевы были приглашены на совещание к начштаба нашего горнострелкового полка Буланову, где им были вручены особые пропуска для беспрепятственного движения по району и дано задание убедить соплеменников не противиться депортации с целью предотвращения ненужного кровопролития. Тогда мы и предположить не могли, как они воспользуются этими спецпропусками! Утром 22 февраля возле своей подушки я нашел записку от Лайсат:

«Я знаю, вы все обвините нас в предательстве, коварстве и самой черной неблагодарности. Но не я предала Советскую власть, а она меня. И не только меня одну — весь вайнахский народ. Она отняла нашу свободу, землю, радость, наши горы и даже наш вкусный воздух. Я была патриоткой до мозга костей, беспредельно чтила Ленина, верила Сталину. Помню, с каким воодушевлением я пела: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек!» Пела до тех пор, пока «страна моя родная» не накинула мне петлю на шею. Вот когда дыхание перехватило… Все разом изменилось, когда мне цинично заявили: «Раз ты патриотка, помоги нам лишить тебя родины, родителей и даже жизни», пришлось наконец понять, что есть Советская власть».

— Вот стерва! — скрипнул зубами Петров. — Ну что ж, мне не привыкать, не впервые получается, что твой бывший товарищ по органам вдруг оказывается скрытым врагом народа. Однако надо готовиться, завтра приступаем к акции. Кодовое название «Чечевица», кодовый сигнал «Пантера».

С начала февраля 1944 года в Чечню прибывали воинские части под видом проведения учений в горной местности. В операции принимали участие 19 тысяч оперативных работников НКВД — НКГБ и СМЕРШ и до 100 тысяч офицеров и бойцов войск НКВД, стянутых с различных областей. Значительная их часть до этого участвовала в операциях по выселению карачаевцев и калмыков и, кроме того, будет участвовать в предстоящей операции по выселению балкарцев… Теперь все эти части спешно выдвигались в заданные районы и окружали аулы.

Был дан секретный приказ до 2 часов ночи 23 февраля оцепить все населенные пункты, расставить засады и дозоры, отключить радиотрансляционные станции и телефонную связь.

Мы с Гюнтером и Крисом в качестве проводников должны были провести роту НКВД в один из самых отдаленных аулов. Рота недавно прибыла из Ростова, ее бойцы уроженцы центральной части России и Сибири, их понятия о Кавказе самые смутные, опыта действий в горах никакого.

Горная дорога, предназначенная для вьючного скота, серпантином лезет вверх, к перевалу. Идем с полной выкладкой, у каждого за спиной около 30 кг: оружие, полные подсумки патронов, гранаты, сухой паек. Разреженный воздух высокогорья затрудняет дыхание, сердце бешено колотится в груди, порой темнеет в глазах. Только Гюнтер, с детства привыкший к походам по Баварским Альпам, прет вперед, как танк, шагает легко и широко, словно не тянет его вниз помимо обычной у всех поклажи тяжеленный «МГ-34» на плече.

Он и обычно малоразговорчив, а сейчас за всю дорогу не проронил вообще ни слова, его обветренное лицо непроницаемо, покрывшиеся инеем брови сурово сдвинуты; шагает как робот, лишь изредка притормаживая и оглядываясь на отстающих. Вот подошел к тяжело отдувающемуся Димперу, молча взял у него рюкзак и вскинул себе на плечо.

— Не надо, ты же не вьючный мул, — пытается слабо протестовать Крис.

— Gehen weiter! — едва разжав губы, командует фельдфебель.

На развилке оглядывается по сторонам, сверяется с компасом и машет рукой налево. Видно, что он неплохо ориентируется на местности, бывал здесь и до войны, и совсем недавно, этим летом.

Вообще-то отряд должна была вести Лайсат, но после ее побега Лагодинский был вынужден назначить проводником Гюнтера. Ходят упорные слухи, что брат и сестра Чермоевы подались в банду Исраилова. Не хватало еще сейчас встретиться с ними на узкой горной дорожке!

Вот подъем становится настолько крутым, что некоторые бойцы вынуждены карабкаться по склону буквально на четвереньках. Ноги скользят по обледенелым камням, порой идущий выше падает и сшибает нижних, образуя куча-мала. Нас спасают немецкие альпинистские ботинки с триконями и ледоруб — посох альпиниста, но подобные вещи есть далеко не у всех — большинство бойцов обуты в обычные армейские сапоги или даже валенки.

На перевале ветер становится еще сильнее, он воет как тысяча сорвавшихся с цепи бесов, норовя сбросить незваных пришельцев в бездонную пропасть. Кажется, сама природа седого батюшки Кавказа ополчилась против нас и защищает своих детей.

Внизу, на склоне ущелья, курятся над саклями дымки, но до аула надо еще преодолеть невероятной крутизны спуск Спуск тяжелее, чем подъем, ноги абсолютно не держат, почти все бойцы вынуждены съезжать «на пятой точке» (проще говоря, на собственном заду), кое-как притормаживая пятками. На особо сложных участках обвязываемся веревками.