Книга Шанс - Наталья Турчанинова

Мимо меня пробежал солнечный луч и легко прошел сквозь стену. Рой бабочек или цветов выпорхнул из полумрака, закружил, слепя яркими лепестками, и растаял.

— Рив.

На меня снова налетело сияющее, щебечущее и шепчущее облако танцующих мотыльков и унесло это имя с собой. Из туманной стены выплыл вдруг обломок готического собора, я увидел разноцветную мозаику витражей, острую арку окна, каменную горгулию, крепко уцепившуюся за дождевой слив, — она ухмыльнулась, оскалив хищную мордочку, и провалилась вместе с крышей, окном и витражами куда-то мне под ноги, словно смытая черной водой.

Расцвели и мгновенно завяли дрожащие звездочки цветов, пронеслись, догоняя друг друга, две паутинки снов, ручеек тумана обмелел, и я остановился.

Он сидел на полу, обхватив колени руками, опустив голову, одинокий, печальный, всеми забытый. И пространство вокруг него казалось застывшим, словно я ступил на единственный устойчивый выступ в его призрачном доме.

— Зачем ты пришел?.. — Рив поднял голову и посмотрел на меня. Лицо его, оставаясь прежним, неуловимо менялось… словно расцветало и увядало мгновенно, как те цветы, как все в этом неустойчивом мире. — Уходи.

— Почему?

— Уходи, — повторил он, сжимая руки на коленях, — Этот мир не для тебя…

— Пойдем со мной! — воскликнул я неожиданно для себя самого и коснулся его плеча. Мне показалось, что моя рука пройдет сквозь него, как сквозь дым, но я снова почувствовал живое тепло.

— Да уйди же! — крикнул он с непонятной тоской, отталкивая мою руку, а потом прошептал едва слышно: — Пожалуйста, уходи. Я не хочу причинить тебе вред. Дай мне спокойно… побыть одному. Этот мир не существует. И я не существую. Все это иллюзия! — Он стукнул кулаком по стене. — Это как сон… Тебе снятся сны?

— Да.

— Наверное, они приходят отсюда. Мы все приходим отсюда. Волшебные сады, ночные кошмары, призраки, феи, беззвучные голоса, вздохи, шорохи… — Рив замолчал, а потом вдруг сказал очень тихо и очень тоскливо: — Отпусти меня… пожалуйста.

Его подвижные руки снова сжались, пальцы переплелись, а синие глаза поблекли, потускнели. Он устал. Он хочет уйти отсюда, хочет убедить себя и меня в том, что его больше нет, поверить в то, что его тело, тепло которого я чувствую, такой же мираж, как прозрачно-каменные стены, как бабочки, выпархивающие из пустоты. Как только он поверит в это до конца… как только я позволю ему поверить — он будет свободен.

— Я так устал… отпусти меня, Георг.

«Покой… дай ему покой…»

В прозрачной синеве глаз стояла тоска, усталость… постоянная усталость.

— Рив, что я могу сделать?

— Уйди, — прошептал он, прислоняясь затылком к стене и опуская веки. — Просто уйди…

Он хочет покоя… Неужели я не пускаю его? Неужели держу в этом пустом, призрачном мире, давая иллюзию жизни своим желанием видеть его живым? Но я не хочу для него такой жизни! Не должен хотеть!

— Как мне выйти отсюда? Где выход?

Он небрежно махнул рукой, показывая на противоположную стену.

— Везде. Где хочешь.

Я обернулся и увидел в нескольких шагах от себя прозрачную арку, а дальше за ней распахнутую дверь в свою комнату. Она казалась нечеткой, словно смазанной — бледно-золотистое пятно света от настольной лампы, громоздкие очертания дивана у стены, темный контур окна… Я посмотрел на свой реальный, светлый дом и сказал тихо:

— Прощай, Рив. Тебя… не существует.

Синие глаза улыбнулись мне в ответ.

— Прощай, — ответил он, и я вдруг увидел ярко-алое пятно, медленно проступающее на его груди. Оно становилось все больше, расползаясь по светлой рубашке…

Я шагнул к нему, сам не зная зачем.

— Рив! Что с тобой? Ты… ранен.

Он продолжал сидеть, не меняя позы, и улыбался, глядя куда-то мимо меня, васильковые глаза становились все бесцветнее, в них кружился далекий туман.

— Нет… я — мертв.

Красивое лицо стало спокойным, наверное, таким оно было при жизни. Бурная, непостоянная, яростная, опасная тень из призрачного мира уходила, растворялась, таяла…

Теперь оставались только его черты — светлые глаза, бледные губы, волосы, похожие на этот дым. И лишь кровь на груди была ярко-алой. Мне нужно остановить ее, помочь ему… позвать на помощь… Но я стоял, не двигаясь, и смотрел, как умирает Рив. От выстрела, сделанного много лет назад.

Я отпускал его…

2000

Елена Бычкова, Наталья Турчанинова БЕЗ ПЯТНАДЦАТИ СЕМЬ

Без пятнадцати семь.

Ровно через пятнадцать минут по лестнице торопливо застучат ее каблучки и звякнет ключ в замке. Ровно через пятнадцать минут. Она никогда не опаздывает.

Она войдет в прихожую, стаскивая с замерзших рук перчатки, мимоходом взглянет в зеркало и машинально, кончиками пальцев, слегка прикоснется к пушистой прядке у виска. Она принесет с собой душистый, горьковато-сладкий запах шиповника. Запах, который он любит и ненавидит больше всего в жизни.

В комнате темно. Сэм сидел в кресле у окна. Негромко тикают часы, и качается маятник за стеклом, по потолку мечутся белые огни проезжающих мимо дома машин.

Сэм не зажигал света. Эти пятнадцать минут до ее прихода были для него самыми трудными.

Все чувства болезненно обострены. Он вздрагивал от малейшего звука. Сейчас она придет. Мимолетный взгляд, мимолетная улыбка, мимолетный вопрос. Кажется, она здесь, но в мыслях уже далеко.

Сэм сжал подлокотники и, опустившись на спинку, закрыл глаза. Она сядет напротив, длинные ресницы опущены, на губах полуулыбка. Изредка она поднимает глаза на часы и ждет.

Сэм тоже ждал этого кошмара, без которого уже не мог жить. Он не помнил, когда и как все началось. И при попытке вспомнить всякий раз сердце его болезненно сжималось.

…Наверное, с того, как во сне она прошептала имя… Чужое имя. Сэм ненавидел его, как только мог… Когда ее руки обвились вокруг его шеи, а губы, приблизившись к его губам, прошептали: «Люблю тебя» — он захотел умереть тут же. Для него, Сэма, лишь дружеская, чуть насмешливая улыбка, чуть насмешливый голос. Все остальное принадлежало не ему.

Сколько раз он часами смотрел в потолок и не мог уснуть. Она, теплая и душистая, лежала рядом, погрузившись в сон мгновенно, едва коснувшись головой подушки. Или то был не сон?.. Сэм не знал, как назвать иначе ее состояние. Руки, обнимающие его, разжимались, она вздыхала и вдруг снова обнимала, еще крепче. Но уже не Сэма. И целовала не его, и шептала на ухо не ему. Между ними постоянно находился кто-то третий. Он отнимал ее. И Сэм ничего не мог сделать…

Присутствие незнакомца стало постоянным.

Сэм уже не хотел подходить к зеркалу, боясь натолкнуться на отражение чужого лица. И не знал, как поступить, потому что третий — был в нем самом.