Книга Румбо - Георгий Злобо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А сопротивляться Румбо умел: Гаврило хорошо помнил это.
И тогда они использовали силу его сопротивления для своих целей, заставив искать выход из паутины кровяного озера. И подослали хитрого сокола.
Ведь это Григорий привёл меня к Озеру, рассуждал Румбо. Стало быть, Григорий и выведет. Логично?
И Григорий вывел.
Ёбаную лодку уже не остановить: её несёт туда, где жирная чёрная кровь снова становится алой.
— Всё повторяется снова! — улыбнулся Румбо, — они направляют меня в ловушки, из которых я силюсь вырваться, и вырываюсь. Чтобы встретиться с 3оей. Но только что-то уж очень давно мы не виделись, милая: я уже стал забывать твой запах. Куда несёт меня кровь? Ад в голове моей — Ад в моём сердце. И нет миров, кроме единого. Нет Воли, кроме Единой. Воля Вселенной вращает планетами и зажигает звёзды. И никто не в силах противостоять ей. Дьявол и бог — лишь маски в спектакле, который играем мы друг перед другом. Но когда опустится занавес, маски придётся оставить.
Не найти в этом мире покоя.
Где я? Кто я?..
Стеклянные стены сужались в тоннель: кровь понесла каяк в скользкой, сияющей зыбкими отблесками стеклянной трубе.
Он выкинул лопатку за ненадобностью.
Успокоился.
Сел, устроился поустойчивей.
Стал напевать, пристукивая по черепам ладонями:
Ты во мне раскрыла душу:
Образ твой я не разрушу.
Буду помнить до конца.
Ламца-дрица-ца-ца!
Мы мечты свои больные
Во тиски возьмём стальные:
Пусть побьются всласть
За родную власть.
Мы коней своих развяжем,
Но, пошли! — им дружно скажем
И погоним ввысь.
Если кони — то безумны,
Если грязь, то с гноем гуммы,
Просто зашибись!
Яд любви познавши рано,
За природу встанем рьяно:
Членососам — нет!
Смерть в бою вдвойне приятна —
Эту фразу скажем внятно
Пустоте комет.
Пусть живёт в пучине чёрной
Город, властью обреченный:
Выпьем, братаны!
Этот город вспоминая,
Люд вздыхает, проклиная
Город Сатаны.
— Сатаны! — повторил припев Румбо, и казалось, черепа вторят ему.
— Откуда во мне единовременно присутствуют страшной силы стремление к смерти и не менее отчаянная любовь к жизни? — пробормотал он, лучась радиацией, — и как обуздать мне эти фатальные силы? А никак не обуздаешь. Все мы — лишь послушные винтики в едином космическом механизме. И поэтому я неотвратимо плыву по его венам. И я оказался здесь по собственной воле — вот в чём фокус! Сам трудился, делал «Попадью», весло приспосабливал. Ведь мог бы остаться у Озера? Мог. Выходит, тот, у кого воля сильнее, тот и есть мотор Вселенной: она живёт его энергией, а энергия не знает масок. Чем сильнее сопротивляешься, тем быстрее обороты двигателя — только и всего. А отчего я сопротивляюсь? Отчего ищу выход?.. Потому что хочу обрести 3ою. Потому что ради неё я вернулся сюда. Но я — водородная бомба, которая должна взорваться. Я сопротивляюсь — и ищу 3ою. Значит, им нужно, чтобы я искал 3ою. Значит, когда я найду её, взрыватель сработает. Значит, кровь несёт меня к ней — как я и хотел, как мечталось. Вот она, великая сила любви, и мне не обороть её. Стало быть?.. стало быть, 3оя — и есть моя смерть, которая так нужна им. А если я брошу «Попадью», прыгну и поплыву против течения? Хрена что выйдет… стены тоннеля ровные, скользкие, уцепиться не за что, а глубина здесь, судя по всему, порядочная: до дна не достанешь, с головой уйдёшь. Но ведь я дышу кровью. Стало быть, я могу с головой опуститься в реку и идти по дну против течения. Это кажется маловероятным, но попробовать стоит: в любом случае, терять нечего.
Пару раз глубок вдохнув, он перевернул пирогу и с головой нырнул в кровь.
Но кровь была очень густая, и выталкивала на поверхность, где подхватывало удалое течение.
Румбо подгрёб к стене, пытаясь зацепиться.
Вы пытались когда-нибудь зацепиться за жирное стекло?
Он лёг на кровь, восстанавливая дыхание.
Внезапно что-то проплыло мимо.
Инстинктивно он вытянул руку и ухватил: это был один из черепов «Попадьи». Отвалился, стало быть.
Ещё два черепа плыло навстречу.
До него вдруг стал доноситься отдалённый гул, который по мере продвижения становился всё явственней — а течение, тем временем ощутимо усилилось.
Теперь уже бурлящий кровяной поток неудержимо нёс его по стеклянной трубе, словно кусок фекалий.
Нырнул и всосал крови.
Нелепо подумать, что ждёт впереди.
Представилось вдруг, что сейчас вынесет в водопад, и низвергнет в гигантскую раковину с измельчителем в стоке. И увидит он, как десятки ему подобных, не в силах удержаться в водовороте, соскальзывают в сток, и как размалывают их стальные лопасти.
И он, Румбо, — тоже соскальзывает.
Попытался вынырнуть, но неудачно: кровь заполняло уже всю трубу сверху донизу. И чем дальше он плыл, тем сильнее сужались стеклянные стены, сильнее давил на уши нескончаемый рокот.
Этот сводящий с ума гул нарастал, нарастал — и вдруг лопнул искрящейся радугой. Потеряв ощущение пространства и времени, Румбо повис в мерцающем коконе разноцветных лучей.
Вдруг… отчётливо ощутилось чужое присутствие.
Они были здесь, его мучители.
Они обсуждали его незавидную участь.
— Старая я блядь, — сетовала Бабадятел, нахохлившись, — такого мужичонку отхватила, а он, падла, взял, да съебался. В нехорошие игры играет со мною разум. В мертвеющих объятиях ласковой осени повторяем мы колебания предков, затухающие колебания предков.
— Я люблю блядей, а тебя — просто обожаю, — рассыпчато блеял Кроепед, — обожааааю.
— Он растерян, потому что действительность повернулась к нему жопой, — важно изрёк Гаврила.
— Он возомнил себя великим гонщиком, а сам — бах! — и кувырнулся на первом же повороте, — отозвался Начальник Цеха.
— Тлосма! — сплюнул чёрный истукан.
— Так будет со всеми любителями преступать границы, — клокотал сокол Гриша.
— Хуярь, хуярь, преступничек растленный, — подхихикнул Сторож.
— Он дрочил, нюхая её домашние тапочки, — вскрывала карты половина женщины, а гиенокрыс плотоядно попискивал.
— Эй, послушайте! — Румбо изрёк это не ртом, но мозгом, — послушайте же! Скажите: где я?!..