Книга Наследство Карны - Хербьерг Вассму

— Олаисен думал, что это не его ребенок, — тихо сказал он.

Анна медленно повернулась к нему. Внимательно оглядела синяки на его распухшем лице. Рот у нее приоткрылся. Она несколько раз моргнула и подняла руку, словно хотела смахнуть с глаза соринку.

Как всегда, средний палец был у нее испачкан чернилами. У самого ногтя.

— А чей? Твой?

— Да.

Она потянула себя за ворот платья и отвернулась, пальцы лихорадочно перебирали кружево.

— Он прав? — спросила она, все еще не глядя на него. В голосе звучала мольба.

— Нет, — твердо ответил он и повернул ее к себе.

— Почему он так решил?

— Подозрительность, сплетни, откуда я знаю.

Она освободилась из его рук и подошла к окну.

Он шел за ней.

— Анна… — прошептал он.

Она вдруг обернулась к нему, глаза ее горели.

— Я верю тебе, раз ты так говоришь. Иначе я не смогу жить. — Она задохнулась. — Но если бы даже отцом был ты, он все равно не смел бить Ханну так, что она… Никто не смеет распоряжаться телом другого человека!

В наступившей тишине он следил за ее руками. Она крепко сцепила их. Наконец дыхание у нее выровнялось. Медленное, размеренное дыхание, совсем как ветер, гнавший снег по переплетам рамы. Медленный, неотвратимый. Сбросив немного снега, ветер ненадолго затаивался. И все повторялось снова.

Карну удивило, что Исаак приехал с ее папой, чтобы пожить у Стине с Фомой. Она ничего не слышала об этом заранее.

Они съехали на санках к лавке и упали в сугроб. Карна спросила у Исаака, надолго ли он приехал в Рейнснес.

— До отъезда в Америку! — по-взрослому ответил он и поднял упавшую варежку.

— Разве ты тоже едешь в Америку? — удивилась Карна.

— Что же мне делать, если Олаисен дурак.

— Почему дурак?

Исаак вытянулся в сугробе.

— Он избил маму. — В этих словах не было уже ничего взрослого.

— Почему?

— Ты еще слишком мала, чтобы понять это.

Исаак заплакал.

— Боишься сказать?

Это подействовало.

— Он думает, что тот ребенок был от доктора… Тот, которого она должна была…

— От какого доктора?

— От твоего папы!

Она знала, что этого не может быть. И все-таки чувствовала себя так, словно кто-то зашел к ней в уборную, потому что она забыла запереть дверь на крючок.

— Он мой папа, это невозможно, — быстро сказала она.

Исаак наморщил лоб и слепил крепкий снежок. Для этого он сбросил варежки и погрел снежок в руках, чтобы снежок подтаял, заледенел и стал тверже. На это ушло время.

— Я же говорил! Ты еще маленькая и не знаешь, откуда берутся дети.

Лицо у него изменилось. Карна не стала объяснять, что все знает, но не хочет об этом говорить. Исаак был такой грустный, словно самое плохое было то, что она еще маленькая.

— И что же тот ребенок? — спросила она, чтобы немного подбодрить его.

— Он слишком рано родился. Но твой папа зашил маму. И голову ей тоже зашил.

— Откуда ты знаешь?

— Я был у нее… Я хотел убить Олаисена. Но у меня не получилось… — Он бросил снежок в стену лавки, и она загремела.

По вечерам в столовой было пусто. Сара больше не приходила читать Андерсу вслух. Бабушка жила в Страндстедете. Обычно дома были только они с Анной. Но сегодня приехал папа. Самая неприятная тишина та, которая шуршит.

Папа развернул газету, теперь с ним нельзя было разговаривать.

Анна сидела у пианино. Соната Моцарта стояла на подставке для нот уже два дня. Читать Карна уже научилась, но играть на пианино еще не умела.

Опять шуршит!

— Папа, почему Олаисен избил Ханну за то, что ты папа ее ребенка?

Она сразу поняла, что они уже знают об этом! И Анна тоже! Она так и не стала играть. Руки ее лежали на коленях, как будто она только что вытерла их о юбку.

— Кто тебе сказал такую глупость? — послышалось из-за газеты.

— Исаак.

Папа аккуратно сложил газету. Словно хотел сохранить ее. Вообще он не хранил газет. Их хранила Анна.

— Исаак уедет в Америку вместе с Фомой и Стине. Он не может жить с таким человеком, как Олаисен.

Анна осторожно закрыла пианино. Потом снова сложила руки на коленях.

— Я сказала ему, что этого не может быть. — Карне хотелось, чтобы они посмотрели на нее.

Неожиданно папа встал и положил газету на стол.

— Хорошо, что ты мне это сказала. — Голос у него был незнакомый.

Но Карна не совсем поняла, что именно хорошо — что она объяснила Исааку, что этого не может быть, или что все рассказала им.

Уточнить это она не успела.

— Где сейчас Исаак? — спросил папа.

— Кажется, у Стине, — с трудом выдавила Карна.

Папа ушел и закрыл дверь в прихожую.

Наконец Карна поняла, что следует сделать. Она выбежала на снег в одних шлепанцах.

— Папа, не сердись на Исаака!

Он обернулся, подошел к Карне и присел перед ней на корточки. На его разбитое лицо ложились снежинки. Это было красиво, но у Карны не было времени подумать об этом.

Он обнял ее.

— Я не сержусь на Исаака. Я только хотел поговорить с ним. Сказать, что он не должен верить Олаисену. И не должен никому передавать его слова. Люди что угодно могут подумать.

— Это опасно?

— Это позорно! Никто, кроме Олаисена, не может быть отцом Ханниных детей.

— Тогда почему он избил тебя?

— Не знаю. Не думай больше об этом!

Голос у папы был не очень уверенный.

В доме Анна заиграла на пианино. Торжественно и громко. Но это была не соната Моцарта.

— Ступай к Анне, — шепнул папа и встал.

Анна не подняла глаз, когда Карна вошла в комнату. Голова у нее была гордо поднята, плечи тоже. Сначала это была не музыка, а бессмысленный грохот, потом Анна немного успокоилась. Руки ее, не отставая друг от друга, летали по клавишам. Словно они ссорились и одна догоняла другую. А может, Анна пыталась что-то оттолкнуть от себя? То одной, то другой рукой. Педали тяжело вздыхали под ее ногами.

Анна видела что-то, невидимое Карне. Что-то страшное. Видела, даже когда наклонялась и била по клавишам. Между бровями у нее лежала складка. Но, несмотря ни на что, она продолжала играть.