Книга По ту сторону - Александр Доставалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Продовольственный склад, расположенный в полуподвале, уже мало походил на склад. Хлопья какой-то осклизлой дряни покрывали деревянный пол, вернее, его прогнившие остатки. Ни крупу, ни муку использовать было невозможно. Рыбные консервы вздулись, что означало их полную непригодность, но зато большая часть тушенки и сгущенного молока оказалась вполне съедобной. Ни тушенка, ни молоко не испортились — только несколько нижних банок проела ржавчина. К великому счастью Димки нашли табак. Он тут же полез курить на крышу — там, на ветерке, не было ядовитого тумана и можно было, не рискуя, снять противогаз. Женька остался вытаскивать ящики с молоком, для чего ему пришлось сдвинуть в угол несколько лежавших на полу скелетов с остатками военной формы на костях, но такие мелочи давно уже никого не смущали.
Следующую ночь они ночевали в гараже, чувствуя, как саднит кожа лица и рук, понимая, что нужно отсюда убираться. Как можно скорее добраться до чистой воды и хорошенько вымыться.
Еще один полный день они сортировали груз, искали прицепы и приводили в порядок второй трактор. Женька долго выбирал между лишней бочкой соляры и возможностью взять на прицепы мотоцикл, но выбрали все-таки горючее.
Работали торопливо, жадно, чувствуя, как пригодится это богатство в пути. Работали весь световой день не отдыхая. Сначала самое необходимое, затем, до упора, горючее и боеприпасы.
Управились затемно, но чтобы не ночевать здесь еще одну ночь, скалолазы тронулись в путь поздним вечером.
Гусеницы печатали четкий след на отдыхавшем тридцать лет гнилом асфальте, прицепы колыхались, тащились следом, обтекая свежими каплями масла — Женька, не жалея, вылил в ступицы целую бутылку. А над мертвыми верхушками сосен, окружавших аэродром, угасал малиново-алый закат. Тайга вокруг как будто прислушивалась к давно забытому рокоту.
По заброшенной дороге двигались трактора.
— Это была нечистая сила.
— Настя, любушка, нечистой силы не бывает.
— Нет, все равно хорошо, что ты их ни о чем не спросил. Я этих ребят каждую ночь вспоминаю. Я бы, наверное, не то что следом, я бы и ехать с ними не смогла.
— Из электрички вышла бы, что ли?
— Зачем? Ушла бы в другой вагон. Если б ноги послушались.
Сергей почувствовал, что он силен и храбр.
— На самом деле ничего особенного. Проводил, на подъезд посмотрел, да и вернулся. Только варенье зря таскал, потом плечо болело.
— Нет, все равно ты молодец. Господи, в лифт с ними зашел. Кошмар какой. А если б они тебя там прибили?
— С чего это вдруг? Они же меня и не видели никогда. Хотя посмотрели странно.
— Не видели, — Анастасия села на кровати, задумчиво обхватив руками колени, — почем ты знаешь, что они видели. Может, они в темноте видят как кошки.
— Ерунда. Обычные люди. Вообще, надо как-нибудь собраться да сходить к тому оврагу еще раз. Днем. Посмотреть, что там за кольца такие.
Настя молча покрутила пальцем у виска. Сергей обиделся.
— Ничего подобного. Ночью да, страшновато, днем я бы сходил. Интересно даже.
— Сережа, ты что, забыл, как это было? Это ведь не шутка была, и не кино. Я тебе точно говорю, там настоящая нечистая сила живет. Пропадешь или порчу напустят. Обернутся эти четверо волками и сожрут. От волков в кустах не отсидишься. Или в болоте утопят.
Сереге стало не по себе. Не от перспективы быть съеденным, в оборотней он действительно не верил, от общего настроения, от уверенно-испуганных ее слов. В принципе, идти к оврагу он и не собирался. Так, обсудить с Настей возможность такого похода, послушать, как его будут отговаривать, похорохориться немного… и согласиться не ходить.
— Обещай, что без меня туда не пойдешь.
— Чего это вдруг?
— Нет, обещай. Сережа, я же спать спокойно не смогу. Обещай, что обязательно возьмешь меня с собой.
— Нет, Настя.
— Обещай. Обещай, а то придушу. Вот так.
Сережка легко разжал ее страшные руки, засмеялся и сказал:
— Хорошо. Обещаю.
— Нет, ты торжественно обещай. Скажи: ни за что на свете не пойду к этому оврагу без моей любимой Насти, клянусь ее здоровьем.
— Ни за что на свете не пойду к этому оврагу без моей любимой Насти, клянусь ее здоровьем.
— Ну вот и все. Слава Богу. Об овраге теперь можешь забыть, потому что я-то туда точно не пойду, ни за какие коврижки. — Голос у Насти предательски дрогнул. — Ни с тобой, ни даже с полицией.
Сергей понял, что его обдурили. Впрочем, в чем-то это было даже хорошо. Можно было забыть об овраге с чистой совестью.
— Зря, Настена. Нечистой силы не бывает. Вообще, понимаешь?
— Ну, как это не бывает? Вот у тебя сила есть? — Настя улыбнулась.
— Есть.
— А если тебя неделю не мыть, у тебя будет нечистая сила.
Сергей засмеялся.
— Разве что так. Намекаешь, не сходить ли нам в душ?
— Намекаю.
— И спинку мне потрешь?
— Как получится. — Анастасия широко раскинула руки: «обнимайте меня».
Сергей поднял свою драгоценную ношу и понес ее в ванную.
Известие о тракторах с наибольшим энтузиазмом воспринял Мирра. Пешие прогулки давались карлику нелегко, и теперь он блаженствовал, свесив с прицепа кривые ножки. Временами он начинал ерзать, что-то поправлять и вымащивать в созданном им «гнездовище-седалище», затем снова замирал и щурился на дорогу, осматривая ее сразу и назад, и вперед. Неизбалованный, как прочие, трамваями, машинами и поездами, Мирра, как выяснилось, очень любил кататься, и тряский бульдозер казался ему вершиной техники.
Ночной костер теперь разводили между тракторами и прицепами, из которых на ночь возводили «укрепленный квадрат» из четырех сегментов. Трактора немного защищали от ветра, и спать внутри металлических стен было как-то спокойнее.
Переход становился почти комфортным.
Запорожье.
Пропитанные зноем дни перетекали в жаркие, душные ночи. Смрадно плескался лениво текущий грязный Днепр, химический туман сворачивал листья на деревьях в черные сухие трубочки. Нечистая кожа, мокрая от пота прорезиненная ткань, воспаленные глаза, кашель, раздирающий больные бронхи, отслоившиеся ногти, скрюченные дети со сросшимися пальцами…
Город, в котором не осталось здоровья. Кто поверит, что когда-то здесь было мощное, вольное сердце казачества? Ныне это был умирающий термитник, кладбище ослепших сталеваров, что выполняли свой долг, подобно насекомым — ни на что уже не надеясь.
Этот мир умирал, и спасти его не было возможности. Но можно увести отсюда людей.