Книга Корсары Таврики - Александра Девиль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но будем все же надеяться, что дело закончится пристойно, — отвечала Аврелия, которой, несмотря ни на что, было жаль оставшуюся без матери Раису. — У них свадьба уже назначена на конец августа, после дожинок[28]. А осенью, когда Роман с отцом вернутся, тебя тоже выдадим замуж.
— Дай-то Бог, чтоб вернулись поскорей. — Кириена перекрестилась, а потом с улыбкой подзадорила подругу: — Тогда и тебе пора замуж, чтоб от нас не отставала!
— О, мне, наверное, еще долго предписано ходить в девках, — смеясь, махнула рукой Аврелия.
— Заморского принца ждешь?
— Нет, чтобы ждать принца, надо самой быть принцессой.
— Уж тебе-то жаловаться! Такая красавица, да еще из благородной и состоятельной семьи! Только погляди вокруг — столько женихов увидишь!
— Женихи, может, и есть, да все не мои.
— Неужели же твое сердечко ни разу не екнуло и не подсказало: вот он, мой!
— Ну, я хоть и родилась весной, а сердце у меня какое-то зимнее, холодное, все время молчит!
Так, отшучиваясь, Аврелия уходила от щекотливых разговоров и сама почти поверила в то, что не думает о сердечных делах.
И то сказать, не до свадебных мыслей было в городе, охваченном тревожным ожиданием. На кораблях прибывали в Кафу вести о том, что Баязид Молниеносный, несколько лет блокировавший Константинополь с суши, теперь готовится окончательно завоевать византийскую столицу и перекрыть выход к Черному морю, тем самым нанеся непоправимый урон и таврийским городам, живущим в основном морской торговлей.
Священники в православных и католических храмах Кафы молились об избавлении христианских стран от османской угрозы. Отважные генуэзские капитаны, проникавшие в Черное море через наполовину перекрытый Босфор, сообщали о зловещих приготовлениях и обстреле с азиатского берега пролива. Но потом в город стали проникать и другие вести, не менее грозные, но в чем-то и обнадеживающие: будто войско Тимура двинулось в Малую Азию и уже захватило города Кеман и Сивас. Следующей его целью могла стать османская столица Анкара. Невозможно было предугадать, чем закончится битва двух азиатских драконов, но их столкновение по крайней мере давало надежду, что они ослабят друг друга.
По вечерам, собираясь на улицах, возле храмов или в тавернах, кафинцы спорили, чья победа для них предпочтительнее: Баязида или Тимура. Одни склонялись к тому, что Тимур, хоть и ужасен, но не так опасен, потому что его главные владения находятся дальше от Таврики, чем земли османов, стремящихся прибрать к рукам все Черное море. Другие же вспоминали, как семь лет назад Тимур уже проникал в Таврику, грабил Кафу и другие города, и сейчас нет уверенности, что, разбив Баязида, он не двинется дальше, угрожая северному побережью Черного моря. Аврелия, как и все жители Кафы, особенно женщины, боялась неспокойных времен, грозивших войной, и с грустью думала о том, что теперь не скоро повторится в городе такой праздник, как был в начале мая, на день святого Георгия.
И вдруг в августе Кафа внезапно приободрилась, словно обнадеживающее поветрие пришло к ней из-за моря вместе с вестью о том, что войска Баязида разгромлены в битве при Анкаре, а сам он взят в плен. Поражение султана было спасением для Константинополя, но никто не знал, как поведет себя дальше победитель. Генуэзцы поспешили поднять штандарт Тимура над башнями крепости Пера в бухте Золотой Рог, а император Константинополя и султан Египта назвали себя его данниками. Даже европейские короли поздравили эмира с победой. Но означало ли это спокойную жизнь для Кафы и других таврийских городов? Ибо кто знал, куда двинется дальше непредсказуемый Тамербек?
Но скоро тайные генуэзские посланники, прибывшие к консулу, доложили, что восточный завоеватель после захвата турецких городов собирается повернуть свое войско назад, к Самарканду, чтобы готовить большой поход на Китай. Это означало, что северным берегам Черного моря наступление Тимура не грозит.
Известие было для Кафы столь важным, что заслуживало праздника. К тому же консул Константине Леркари, мать которого была гречанкой, не мог не выразить свою радость по поводу спасения Константинополя. Торжественные службы и шествия были приурочены к наступившему в это время празднику Перенесения из Эдессы в Константинополь Нерукотворного Образа (Убруса) Господа Иисуса Христа[29], который православные христиане еще называли Спасом на полотне. Разумеется, танцев и гуляний, как надень святого Георгия, не предполагалось, но настроение в городе все равно царило праздничное, приподнятое.
А в семье Латино к Священному Убрусу всегда было особое отношение — как и к Святой чаше, первым местом хранения которой в древности тоже был город Эдесса. Аврелия знала, что с чашей связана какая-то семейная легенда, но в подробности родители ее не посвящали. Когда она спрашивала их об этом, мать-православная рассказывала ей о чаше Евхаристии, а отец-католик — о Святом Граале. И оба они утверждали, что след Святой чаши издавна оставлен в пещерных храмах Таврики, где побывали первые христиане, жившие в те времена, когда церковь еще не делилась на западную и восточную.
К празднику была приурочена ярмарка, на которую съехались со своим урожаем поселяне из окрестных деревень, и, как обычно к Спасу на полотне, начались первые торги холстами из недавно собранного льна. Это торговое оживление радовало Аврелию уже тем, что ее мать со служанками была занята покупками и позволяла дочери проводить праздничный день с подругами.
Аврелия не преминула воспользоваться этой относительной свободой и поспешила с Кириеной на берег моря, к корабельным причалам, где чаще всего горожане и узнавали последние новости из разных стран света.
Скоро их догнала Раиса в сопровождении Бальдасаре, уже официально объявленного ее женихом. Она показала новый браслет, подаренный ей отцом к обручению, и похвасталась, что Бальдасаре заказал для нее у ювелира ожерелье, которое вот-вот будет готово. Затем, оглянувшись на жениха, игриво спросила:
— А как же парусные гонки? Ты говорил, они сегодня будут. Мои подруги тоже хотели бы на них посмотреть.
— Похоже, что консульский казначей поскупился выделить на это деньги, — с усмешкой заметил Бальдасаре. — Однако, если моя невеста и ее подруги желают морских развлечений, мы с Гварко можем это устроить.
Он оглянулся на своего спутника — невысокого, но крепко сбитого генуэзца, который, выйдя из-за спины Бальдасаре, молча поклонился девушкам.
— Вы будете обгонять друг друга на парусниках? — засмеялась Кириена.
— Нет, они будут загонять в море скупых консульских чиновников, — в тон ей сказала Аврелия.
Раиса всплеснула руками, покачала головой и с победоносным видом объявила девушкам:
— Хоть вы и насмешницы, но ужасно непонятливые! Бальдасаре и Гварко покатают нас по морю на парусной лодке! Разве это не интересно — посмотреть с моря на Кафу?