Книга Министерство мокрых дел - Владимир Гриньков

– А с какой целью говорил? – одним вопросом остановил меня Мартынов.

Я запнулся, обнаружив, что у него собственная логика. Он имел на это право. Проработал в прокуратуре много лет и всякого насмотрелся. В том числе не раз видел и то, как люди создают себе алиби. Например, сами пытаются предстать в роли потерпевшего. Вот как Борис сейчас.

Борис попал в переплет. Смерть Жихарева поменяла акценты. И другие люди теперь под подозрением. Труп обнаружили только накануне. И за прошедшее время прокурорские успели выстроить новые версии. Точнее, не выстроить, а изменить приоритеты. Того же Бориса и прежде проверяли, но среди многих прочих, не копая слишком глубоко. Теперь лично для него все поменялось.

– Нам нужно твое заявление, – сказал Мартынов. – Чтобы обстоятельно разобраться с этим Уваровым. У нас непростая ситуация. Сверху за нами присматривают и все время теребят. И люди Ласунского постоянно суют свои носы, куда не следует. И Уваров этот, если только мы допустим какую-либо оплошность, не откажет себе в удовольствии отыграться на нас.

Заявление я написал. Был в таком шоке, что мог бы подписать что угодно.

– У меня к тебе просьба, Женя. О том, что ты узнал, никому. Лучше, если сам забудешь.

Для них это было важно. Знать то, чего не знают все прочие, – неоспоримое преимущество и залог грядущей победы. Кто-то из тех, кто попал в поле зрения прокуратуры, был причастен к убийству Жихарева. Он, этот причастный, о смерти Жихарева знал. И никто другой, как он считал, не знает. Но он ошибался, хотя сам об этом и не догадывался. Мартынов хотел на этом сыграть. Он хитрый, он умеет.

– А жена Жихарева? – вспомнил я о Светлане. – Неужели и ей ничего не сказали?

– Как не сказать? – пожал плечами Мартынов. – Ее возили на опознание.

* * *

Я приехал в офис. Демин встретил меня преувеличенно внимательным взглядом.

– Ребра целы? – спросил он. – Голова не болит? Температура нормальная?

– Пошел ты к черту!

– Я все-таки волнуюсь, – дурашливо озаботился он.

– Кто тебе рассказал о вчерашнем инциденте?

– Слухи, – потупил очи Илья. – Сама земля вопиет о случившемся. Тебе Полякова, кстати, звонила, – вдруг спохватился он. – Разыскивала. Лично.

– Для чего?

– Кто ж скажет! Настенька у нас девочка занятая и самостоятельная. Посторонним дядям своих секретов не раскрывает.

Полякова перезвонила через полчаса.

– Как хорошо, что ты объявился. Мы подготовили сообщение для трехчасового выпуска «Новостей», но ждали тебя, чтобы согласовать.

– Что за сообщение? – закручинился я, заранее зная, что она скажет.

– О вчерашнем нападении на тебя.

– Не смей выпускать этого в эфир!

– С Кондаковым согласовано! – сухо сообщила Настя, переходя на птичий язык деловой женщины.

Руководитель телеканала дал добро, и теперь плевать она хотела на мои пожелания. Так следовало понимать.

– Сейчас зайду к тебе, – сказал я.

– Да уж потрудись!

Я швырнул трубку на рычаг.

– Стерва! – вырвалось непроизвольно.

– Полностью с тобой согласен, – выразил солидарность Демин.

– Какой это кошмар – женщина, занимающая хотя бы мало-мальски руководящий пост! В ней все женское умирает сразу! Все, кроме стервозности! Вот с этим у них все в порядке! «Да уж потрудись!» – передразнил я Полякову.

– Водички выпей, – посоветовал Илья.

Я посмотрел на него так, словно хотел испепелить взглядом.

Илья запечалился и удалился. От греха подальше.

Настя уже ждала меня в своем кабинете. При моем появлении воззрилась на меня так, как пять минут назад меня рассматривал Демин. Пыталась определить, под какой глаз мне угодили кулаком. Обнаружив, что я цел и невредим, вновь обрела неприступно-деловой вид, придвинула ко мне бумажный лист со словами:

– Ознакомься. Это дикторский текст.

Я прочитал. «Вчера вечером… внезапное нападение… трое неизвестных… используя численное преимущество… нашего товарища… скрылись в неизвестном направлении…»

– Что за чушь? – поморщился я. – Что ни фраза, то ошибка. Какие неизвестные? Почему нападение названо внезапным? В каком таком неизвестном направлении они скрылись? И их я знаю, и, куда они уехали, знаю, и напали они не внезапно, а после того, как я их главного на весу подержал…

– Женя, здесь не так важны подробности, – просветила меня Настя, – важен сам факт сообщения. Час назад наши конкуренты уже пустили новость в эфир. Мы отстаем и должны наверстать упущенное. Как-никак это имеет отношение к нашему телеканалу.

Подразумевалось, что они сами знают, что делать, а я свою миссию уже исполнил. По ребрам получил, информационный повод создал. Дальше уже не моя забота. И без меня справятся.

– Чья идея была? – спросил я. – Вот эта, с сообщением в «Новостях».

– Кондакова идея. Он о репутации канала печется. А мы люди маленькие, – мило улыбнулась мне Настя, – нам хватает и крох! Я вот увидела тебя целым и невредимым – и мне этого достаточно. Много ли женщине нужно для счастья?

Я хотел сказать ей, что она не женщина, а бизнесвумен, черт бы ее побрал, а это две большие разницы, но на подобное хамство я, хотя и был взбешен, все-таки не решился.

– Ладно, с Кондаковым я сам поговорю.

Зря старался. Многоуважаемый телевизионный шеф поведал мне, что дело это архиважное и остановить механизм никак невозможно.

– Конкуренты-то уже пронюхали, – сказал Кондаков. – И начали нагнетать страсти. Если мы будем отмалчиваться, это подольет масла в огонь, и тогда такой пожар разгорится…

Он даже вздохнул, чтобы я проникся. И я понял, что ничего остановить не смогу. Самые неприятные неприятности те, которые продолжаются даже после того, когда все, казалось бы, уже позади. Меня всего разок ударили по ребрам, но с поспешным бегством моих врагов лично для меня ничего не закончилось. Теперь вот будут мое имя полоскать.

Тоже мне откопали сенсацию! Знали бы они о том, о чем знал я, да по мартыновской просьбе помалкивал, – о том, что обнаружен труп Жихарева!

* * *

Когда я смотрел Ольге в глаза, мне не хотелось жить. Я знал то, чего пока не знала она, – правду о Жихареве. И неважно сейчас было, действительно ли что-то связывало Жихарева и Шмыгова, или же Жихарев погиб совсем безвинно. Он умер. А мертвым все прощают. Особенно люди, которые их любили при жизни.

Ольга только-только начала понемногу оттаивать, я это видел по ней. Непрочный ледок грусти в ее глазах таял, постепенно истончаясь, и я уже поверил, что смогу вернуть ее к жизни, как вдруг открылась правда о Жихареве.

Я встретил Ольгу после работы. Она шла мне навстречу торопливой походкой, ослепительно красивая и сияющая. Никаких слов, жаркий жадный поцелуй, обвила мою шею руками.