Книга Великая степь - Виктор Точинов

— Эта штука придумана как раз для того, чтобы не объясняться слишком долго с теми, кто не умеет общаться мыслями… — сказала Женька терпеливо. — И чтобы не забыть о чем-нибудь, и чтобы тебя не поняли неправильно…

Ладно, подумал Гамаюн. Неважно. Действительно ли это бред умирающего мозга, или я на самом деле сижу в брюхе не то зверя, не то робота — не суть принципиально. Руки-ноги сгибаются, голова думает — надо что-то делать. Жив ты или мертв — делай, что должен. Единственная неясность: а что, собственно, должен?

Он решительно протянул руку за короной Британской Империи. Вторую такую же надела Женька.

Это оказался все же не монокристалл. Скорее, пластик. Живой и теплый пластик. Корона была чуть велика, но тут же ужалась, плотно охватив голову. Гамаюн почувствовал покалывание в затылке и висках — пожалуй, приятное.

— Закрой глаза, — посоветовала Женька.

Ему и самому хотелось, мягко клонило в сон. Гамаюн опустил веки, сильно подозревая, что поднять их придется в усыпанной телами холодной пещере…

2

…Снимая корону, он не смог понять, надолго ли выпал из реального времени. Если время внутри ВВ действительно реально. То, что подполковник успел узнать о Верблюде, заставило весьма и весьма в этом усомниться. Гамаюн машинально глянул на запястье. Часов он лишился. Их, разбитые ножом глинолицего, ремонтные мастерские Верблюда восстановить не смогли. Но с формой справились идеально, летняя камуфлированная х/б оказалась не просто зашита и выстирана — но создана заново из разодранных и залитых кровью лохмотьев.

Женька тоже сняла свою корону. Посмотрела вопросительно. В волосах ее серебрилась седина.

Ей не пятнадцать, подумал подполковник. Ей целая вечность, и эта вечность давит на плечи и пригибает к земле, и она решила поделиться… Со мной.

Женька смотрела вопросительно. Ждала ответа. Гамаюн узнал все, даже то, что не хотел знать. Надо было решать.

— Нет, — сказал Гамаюн после короткого раздумья. — Богом я быть не хочу…

Прозвучало это чуть-чуть неуверенно. Ему уже приходилось отказываться от предлагаемых должностей, порой весьма перспективных, пусть и не таких масштабных. Хотя необходимые личные характеристики для подобного поста у подполковника ныне появились.

Всеведение? Пожалуйста, ничего нет легче. Гамаюн знал все: как погибла Милена и кем были онгоны, каким образом и почему здесь и сейчас оказалась Девятка и что сотворило с управляющими системами ВВ включение дурацкой аппаратуры Камизова… Гамаюн знал все это и мог при желании узнать остальное бесчисленное множество фактов, хранимое в необъятной тысячелетней памяти Верблюда…

А еще — он теперь знал, что Женька любит его. Давно…

3

Стать Богом? Легко! Что там еще потребно? Всемогущество? Без проблем! Далекая от управления боевой техникой Женька в этом не разобралась, но Гамаюн сразу выделил в рвущихся в мозг потоках информации главное: возможны не только пси-команды Верблюду. По соседству с главной рубкой имеет место запасная кабина управления — чисто ручного управления. Конечно, исполнение команд будет чуть более замедленное, чем при сенсорике. Но даже ведомый ручками и тумблерами Верблюд останется самой могучей силой в обозримой части Вселенной. Пришвартовать его в Девятке — и все. Нет больше никаких проблем. И Таманцева со Звягинцевым не станет — легко и просто. Любую пришедшую в голову идею можно воплотить без особых трудностей. Нравятся придумки «Русского пути»? Пожалуйста. С боевыми возможностями ВВ организовать Беловодье, сиречь царство пресвитера Гамаюна, — раз плюнуть. Евразийскую империю славянской нации — от Атлантического океана до Тихого. Заодно, во избежание конкуренции в будущем, можно выжечь на корню всех этих закутанных в шкуры дикарей: саксов и бриттов, англов и франков… Да, еще германцев не забыть бы. Не нравятся панславянские идеи? Пожалуйста, строй любую утопию. Хоть по Кампанелле, хоть по сэру Томасу Мору, хоть по программе КПСС. Союз нерушимый кочевий свободных… Больше того. Не грозят даже неожиданные и непредсказуемые последствия собственных действий. На двугорбой зверюге недолго смотаться в будущее, оценить результаты, и, вернувшись, внести коррективы в громадье планов. Можно уничтожать врагов задолго до того, как они станут врагами. Как младенцев Вифлеема. Те, конечно, плакали жалобно. Но недолго.

Как все легко…

Единственный нюанс — ручное управление будет работать, пока на борту находится Женька Кремер и дает мысленное согласие на это управление… И пока она не станет женщиной. Вечная девственность как издержка всеведения и всемогущества.

Но что-то мешало воспользоваться этим громадным куском бесплатного сыра. Где-то и в чем-то тут был изъян и подвох… Гамаюн не понимал — в чем, но чутье на замаскированные волчьи ямы у него работало безошибочно. Онгоны уже шли таким путем. И что? Чем все кончилось? Отнюдь не властью над прекрасным и сверкающим миром. Кончилось все темной пещерой и толпой мертвецов-прислужников. В своей игре со временем восьмипалые проиграли все. Свой мир и свой дом в том числе…

Почему? Гамаюн не понимал. Не из-за дурацких ведь железок Камизова, в самом деле… Может, Он действительно есть и не терпит самозванцев?

Или ткань времен не выдерживает постоянных попыток исправить настоящее вмешательствами в прошлое? Не выдерживает и рвется, расползается гнилым кружевом, затягивая в ничто, в черную дыру, новоявленных Богов?

Он не знал ответов на эти вопросы. Но одно знал точно.

— Я не хочу быть Богом, — повторил он твердо. — Может быть, ты попробуешь?

Женька улыбнулась грустно.

И покачала головой.

4

На ходу остались две единицы техники: «Урал»-кунг и БТР. В живых — семнадцать человек, на ногах девятеро из них.

Остальные навсегда легли здесь — в заваленной пещере онгонов, и под рухнувшими скалами, и в братской могиле, над которой насыпан холмик из обломков поменьше.

Проезд расчистили от скатившихся сверху валунов, раненых грузили в «Урал».

— Не передумал? — спросил Вася у Лягушонка.

Тот молча мотнул головой. Оба понимали, что разобрать в одиночку завал из неподъемных глыб — дело почти безнадежное. А найти там кого-либо живого — и вовсе безнадежное, без всяких «почти». Это под рухнувшими ст землетрясений или взрывов домами люди могут выживать по несколько суток — железобетонные плиты перекрытий падают порой наклонно, оставляя свободное пространство и защищая от мелких обломков. В пещере с каменными сводами такое невозможно.

— И что потом? — спросил Вася. — Потащишься на своих двоих через степь?

Лягушонок пожал плечами и опять ничего не ответил. Он вполне понимал Скоробогатова. Тот не мог ждать, не мог задержаться даже на лишних пару часов здесь, на побережье. С каждой минутой задержки вероятность довезти раненых падала. Лягушонок понимал все. И мизерность собственных шансов выжить — тоже. В Великой Степи никто не выживает в одиночку.