Книга Судьбе наперекор - Лилия Лукина

— Кажется, я не давал вам повода считать меня идиотом! — огрызнулся он.— Причем здесь вы? На вашем месте мог быть кто угодно. Важны не персоналии. Важен поступок.

Я тут же успокоилась — он заглотнул наживку и решил, что Пан самовольно дал мне этот снимок, не согласовав это предварительно с Матвеем, что давало Коновалову некоторый простор для маневра и возможность контратаковать. Ну, что ж, пусть старается! Его ждет очень серьезное разочарование. Но это уже его проблемы.

— Хорошо,— сказал, наконец, он, наверное, что-то решив для себя.— Моим клиентом является колумбийская экспортно-импортная фирмы «HFL».

— Колумбия? — я от удивления даже растерялась.— А зачем им эти акции?

— Я не задаю таких вопросов своим клиентам, иначе бы их у меня не было. Мне дали поручение на конфиденциальное приобретение акций этого завода, я провел определенную работу и в настоящее время инвестиционная компания «Доверие» является его единственным совладельцем. А, когда господин Наумов вступит в права наследства, мы обратимся к нему с предложением продать свой пакет. Думаю, он согласится,— уверенно заявил Коновалов.— Таким образом, завод будет принадлежать «HFL». А захотят они стать его официальными владельцами или нет, значения не имеет.

Я задумалась — то, что он мне сказал, никоим образом не приближало меня к разгадке.

— Понимаю, Аркадий Анатольевич. Только вам не кажется, что эта, так называемая, «определенная работа» дурно пахнет?

— Помилуйте, Елена Васильевна! — от удивления он только что руками не всплеснул.— Что же в ней дурного? Люди получили предложение продать свои акции по очень приличной цене, вот они и продали.

— Согласна. Особенно, если под ценой подразумевается жизнь,— усмехнулась я.

— Извини, Елена Васильевна, но я вас не понимаю,— Коновалов удивился так искренне, что, не знай я правду, могла бы и поверить.— О чем вы?

— О том, что в результате вашей «определенной работы» в Баратове трупы устали считать. Кто же этот супермен, который ее провел? — задавая этот вопрос, я ничем не рисковала, потому что ответа на него, естественно, не ждала — мне просто хотелось посмотреть на реакцию Коновалова.

— Ах, вот вы о чем! — воскликнул он и горестно вздохнул.— Да-да! Глеб звонил мне и говорил об этих убийствах. Но я не понимаю, о каком супермене вы говорите? Касающимися завода делами у меня в Баратове кроме Глеба никого не занимается, а называть его суперменом можно только с очень большой долей иронии, которую он, пожалуй, воспримет как издевательство. Вы же его, наверное, никогда не видели?

— Не видела,— согласилась я.— Но обязательно посмотрю, чтобы понять, способен ли он с одного удара снести человеку голову.

— О, вы ему обязательно понравитесь! — покивал головой Коновалов и издевательски рассмеялся: — Он любит сильных и решительных мужчин! — и, мгновенно став серьезным, продолжил: — Елена Васильевна! Я не знаю и не хочу знать, зачем «HFL» этот завод. Я понимаю, что они безусловно не будут в восторге, если вы обратитесь к ним за разъяснениями, и предъявят мне вполне обоснованные претензии, но и они, и я это как-нибудь переживем. Да, вы можете очень сильно осложнить мне жизнь, не спорю. Но! Если мне станет совсем уж неуютно в России — а о приближении безрадостных времен я, поверьте, узнаю заранее — то я смогу, пусть и с потерями, свернуть свои дела и уехать. И, будьте уверены, что с кое-какими деньгами, своими связями в определенных кругах, знанием нашей гнусной российской действительности и всех прорех нашего законодательства, я за границей не пропаду. Я, голубушка, буду здравствовать и благоденствовать, хотя бы только потому, что знаю, когда, где, кому и что можно говорить, а о чем лучше промолчать. А вот вы, несмотря на вполне солидный возраст, об этом и представления не имеете.

Он говорил все это спокойно, серьезно и вроде бы равнодушно, но в его глаза, впервые за время нашего разговора, я увидела страх.

— А ведь вы, Аркадий Анатольевич, этого человека боитесь,— медленно сказала я, глядя ему в лицо.— Интересно, а вот того, что я свое обещание возьму и не выполню, а?

После всех гадостей, которые вы мне наговорили? Возьму и не сдержу свое слово. Этого вы не боитесь?

— Нет, этого я как раз не боюсь,— сразу успокоившись, усмехнулся он.— Вы никогда не нарушите данного слова, потому что это будет не по-мужски,— в его голосе зазвучали издевательские нотки.— Вы же воспитаны так, что отворачивать не умеете! Вы же после этого себя уважать перестанете! Да вам, голубушка, ни один враг не сможет причинить столько зла, сколько вы сами себе натворите. Вбив себе однажды что-то в голову, вы будете упорно идти ложным путем, где-то там, далеко внутри, понимая, что он ложный, но ваша гордыня, а это, между прочим, худший из грехов, никогда не позволит вам сознаться в этом. Особенно самой себе. Но наступит момент, когда вы поймете, как ошибались, и на вас обрушится такая тоска, такая безысходность, что все, об кого вы когда-то сладострастно вытирали ноги, как сегодня об меня, почувствуют себя отомщенными! — не без пафоса закончил он.

— Какой великий артист в вас пропал! — восхитилась я и тут же предложила.— Аркадий Анатольевич, я понимаю — возраст уже не тот, но, может быть, все-таки попробуете? У меня есть хорошие друзья в театральном мире, могу составить протекцию. Я серьезно!

Коновалов встал и, глядя на меня с испепеляющей ненавистью, прошипел:

— Не вводите людей в заблуждение, носите штаны. Они вам больше подходят!

С этими словами он повернулся и пошел к лестнице, сопровождаемый моим беззаботным смехом, но, как только я поняла, что он ушел, силы оставили меня и я расплылась по стулу, как кусок теста, а внутри у меня все дрожало мелкой дрожью. Подскочили ребята и Слава, с тревогой глядя на меня, спросил:

— Вам плохо, Елена Васильевна? Вы идти-то сможете?

А Сергей, простая душа, тут же предложил:

— Елена Васильевна, может я его догоню и накостыляю, чтобы маленьких не обижал?

— Все нормально, ребята,— постаралась я их успокоить, переводя дыхание.— Сейчас все пройдет. Я выяснила главное, теперь мне будет легче во всем разобраться.

— Вы бы все-таки поели, Елена Васильевна, а то так ни до чего и не дотронулись,— оглядев стол, сказал Сергей.

— Не хочу, ничего не хочу. Пошли в гостиницу, мне в себя прийти надо,— сказала я, поднимаясь.

В номере я прилегла на кровать, закурила, чтобы немного успокоиться, а потом, найдя в своем еженедельнике список телефонных номеров посольств, позвонила в Колумбийское и договорилась о встрече с работником торгового отдела.

— Ребята,— сказала я, войдя в номер Сергея и Славы.— Ситуация следующая: я сейчас еду по делам на метро — так быстрее будет, а вы свободны. Можете идти хоть в зоопарк, хоть в парк Горького, только убедительная просьба — ни во что не ввязываться. Помните, что вы не в Баратове, и на старайтесь доказать всем и каждому, какие вы пробивные. Договорились?