Книга Жена-22 - Мелани Гидеон

Может, это из-за того, что вы непременно хотите жить в замке. Боюсь, мобильная связь в Кэр-Паравеле будет очень плохо работать. Вы сводили мужа на фильм с Дэниелом Крейгом?

Да.

Мы с женой тоже сходили.

Ей понравилось?

Понравилось, хотя ей действовало на нервы, что ДК все время поджимал губы.

Я с ней согласна. Это раздражает.

Может, он ничего не может с этим поделать. Может, его губы сами так складываются.

Значит, ваши усилия оправдываются?

Все движется, но потихоньку.

Вы еще обо мне думаете?

Да.

Постоянно?

Да, хотя стараюсь этого не делать.

Пожалуй, это хорошая идея.

Что?

Стараться обо мне не думать.

А вы?

Вы спрашиваете, думаю ли я о вас?

Да.

Я хочу пропустить этот вопрос. Кстати, опрос уже завершился?

Можно закончить, если вы этого хотите.

Но я получу свои $ 1000?

Обязательно.

Мне не нужны эти деньги.

Вы уверены?

Просто это как-то неправильно после всего, что произошло.

Вы же знаете, я не лгал.

О чем?

Я действительно в вас влюбился.

Спасибо, что вы это сказали.

Если бы я не был женат…

И если бы я не была замужем…

Мы никогда бы не встретились.

Онлайн.

Да, онлайн.

90

Мы с Банни сидим за кухонным столом, работая над миской с фисташками и стопкой рукописей, когда входит Питер с каким-то мальчиком.

– У нас есть пицца? – спрашивает он.

– Нет, но у нас есть “Хот Покетс”[71].

– Шутишь? – говорит он, но его глаза сразу загораются.

– Конечно, шучу, – говорю я. – Неужели ты думаешь, что твой отец позволит, чтобы в доме водилась такая вредная еда?

Я протягиваю руку его другу.

– Я – Элис Бакл, мама Питера. Будь моя воля, у нас был бы полный холодильник пиццы или “Хот Покетс”. Но, поскольку их нет, могу предложить крекеры с миндальной пастой. Понимаю, лучше бы это была арахисовая “Скиппи”, но она тоже в черном списке. Кажется, в холодильнике есть несколько яиц вкрутую на случай, если у тебя аллергия на орехи.

– Мне называть вас Элис или миссис Бакл? – спрашивает он.

– Можно просто Элис, но спасибо, что спросил. На Западном побережье это принято, – объясняю я Банни. – Дети здесь обращаются к взрослым по именам.

– Ко всем, кроме учителей, – добавляет Питер.

– Учителей называют чувак, – говорю я. – Или просто чмо.

– Хватит показывать, какая ты крутая, – говорит Питер.

– Ну, а я – миссис Килборн, и ты можешь так и называть меня – миссис Килборн, – говорит Банни.

– А ты?.. – спрашиваю я мальчика.

– Эрик Хабер.

Эрик Хабер ? Тот самый Эрик Хабер, к которому, как я подозревала, неравнодушен Питер? Он очень симпатичный: высокий, с орехово-карамельными глазами.

– Питер все время о тебе говорит, – вырывается у меня.

– Мам, прекрати.

Эрик и Питер обмениваются взглядами, и Питер пожимает плечами.

– Так чем вы, друзья, занимаетесь? Просто болтаетесь?

– Да, мам, просто болтаемся.

Я складываю рукописи.

– Хорошо, мы освободим вам место. Банни, пойдем на веранду. Эрик, приходи почаще.

– Ага, спасибо, – говорит он.

– Что все это означало? – спрашивает Банни, когда мы устраиваемся на веранде.

– Я думала, что Питер тайно страдает по Эрику.

– Питер – гей?

– Нет, он натурал. Но я думала, что он может оказаться геем.

Банни вынимает из сумки солнцезащитный крем и неторопливо натирает им руки.

– Ты очень близка с Зои и Питером, правда, Элис? – спрашивает она.

– Ну да, конечно.

– Хм, – мычит она, предлагая мне тюбик. – Надо не забыть про шею.

– Ты сказала “хм”, как будто в этом есть что-то плохое. Как будто ты этого не одобряешь. Ты считаешь, я с ними чересчур близка?

Банни втирает излишки крема в тыльную сторону ладони.

– Я считаю, что ты… запуталась, – осторожно говорит она. – Принимаешь слишком близко к сердцу все, что с ними связано.

– Это плохо?

– Элис, сколько тебе было лет, когда умерла твоя мать?

– Пятнадцать.

– Расскажи мне о ней.

– Что именно?

– Что угодно. Первое, что придет в голову.

– Она носила большие золотые серьги-кольца. И пользовалась духами “Жан Нате”. В любое время года пила джин с тоником. Говорила, что благодаря этому всегда чувствует себя в отпуске.

– Еще? – требует Банни.

– Дай подумать. Ты хочешь, копнуть глу-у-убже, – вздыхаю я.

Банни усмехается.

– Что ж, я знаю, это глупо, но после ее смерти я несколько месяцев ждала, что она вернется. Думаю, это из-за того, что она ушла так внезапно: невозможно было осознать, что вот только что она была – и вдруг ее не стало. Ее любимым фильмом был “Звуки музыки”. Она даже была чем-то похожа на Джули Эндрюс. У нее была короткая стрижка и очень красивая длинная шея. Я все ждала, что вот она выйдет из-за дерева и споет мне, как Мария капитану фон Траппу. Как называлась эта песня?

– Которая? Когда она понимает, что любит его? – спрашивает Банни.

– И вот предо мною любовь моя, радостный миг пришел, за все невзгоды и печали сейчас нам так хорошо , – тихо пою я.

– У тебя хороший голос, Элис. Я не знала, что ты можешь петь.

Я киваю.

– А твой отец?

– Он был совершенно сломлен.

– Кто-нибудь вам помогал? Тети-дяди? Дедушки-бабушки?

– Сначала – да, но через несколько месяцев мы остались только вдвоем.

– Наверное, вы были очень близки, – замечает Банни.

– Очень. Мы и сейчас близки. Послушай, я знаю, что слишком активно участвую в их жизни. Что я могу быть чересчур властной и навязчивой. Но Зои и Питер во мне нуждаются. И они – все, что у меня есть.