Книга Граф Орлов, техасский рейнджер - Евгений Костюченко

24

Не всякий прямой путь оказывается самым быстрым. И капитан Орлов в очередной раз убедился в этом, взбираясь на холм. Его склоны только издалека казались пологими и ровными. Стоило приблизиться, как пришлось вести лошадей зигзагом, борясь с крутизной. Да еще под копытами попадалась то глина, крепкая и скользкая, как базальт, а то и галька, готовая в любой момент посыпаться вниз.

«Столько времени потеряно! Не надо было уходить с дороги», — ругал себя капитан. Да много чего не надо было делать. Пропала трубка? Ну и что? Потеря не первая, не последняя, да и не из числа безвозвратных. Не стоило срываться с места. Очередное неправильное решение.

Усталость ли была тому виной, либо начинала сказываться недавняя контузия — но капитан Орлов вдруг понял, что действует неправильно. Сдав Шона Прайса рейнджерам, он почувствовал себя так, будто вернулся домой после тяжелого дня. А день-то еще не кончился, и до дома еще предстояло добраться, да и где он теперь, его дом? Нет, рано он распустился, прежде срока успокоился. Надо бы собраться, затянуть портупею потуже, да и оружие под руку сдвинуть — да только мешает что-то…

Что случилось? Что сбило его с пути? Какого дурману он надышался?

— … А только для тебя и дома дело бы нашлось, — донесся до него голос ротмистра.

И он все понял.

Списки. Когда он произнес это словцо, Бурко не стал открещиваться, не сделал удивленное лицо, не принялся его разубеждать. Значит, списки существуют, и многие сейчас под подозрением, так он сказал. Выходит, что и Орлова могли в чем-то подозревать? Могли. И подозрения не сняты. Чему есть прямые доказательства. Недоверие. Да, недоверие — только этим можно объяснить, что его так долго держат в ссылке.

Мысли метались, как вспугнутая стая птиц. Орлов заставил себя успокоиться. Приказал себе не думать больше об этом. Трубка. Он едет за трубкой. Надо выкурить трубочку, и тогда его сознание, наконец, прояснится.

И даже не в трубке дело! Ему просто хотелось побыть одному. Точнее — хотелось, чтобы ротмистр замолчал. Чтобы он перестал говорить о своей работе. Чтобы он перестал с каждым новым словом все больше и больше отдаляться от него. Орлову было крайне неприятно, что ротмистр говорил с ним примерно так же, как он сам разговаривал с теми, кого хотел сделать своими агентами.

— … ведь они не останавливаются ни перед чем. Никаких преград, никакой морали. Все, что для нас свято — для них пустой звук. Им смешно все, чем мы дорожим.

— Ты о ком? — спросил Орлов.

— О нигилистах. — Бурко засмеялся. — Плохой из меня лектор. Не могу спокойно о них. Закипаю, теряю нить.

Они поднялись на выжженную вершину холма, и Орлов огляделся. Под солнцем сверкали белые пятна солончаков. С севера вдоль реки надвигалось плотное облако пыли — кто-то гнал большое стадо в Мексику. Из-за холма, который скрывал Агуа Кальенте, поднималась струйка дыма. Там жгли мусор, оставшийся после боя. А еще дальше уходили к небу свинцовые вершины — Сьерра-Дьяблос, «чертовы горы».

— Не представляю, как можно прожить всю жизнь в такой глуши, — проговорил ротмистр. — То есть представляю, но это же не жизнь.

— А знаешь, мне нравится жить на границе, — сказал капитан Орлов. — Много солнца. И люди приветливые.

— Даже слишком.

— И язык у них приятный. При каждом удобном случае стараюсь поговорить по-испански. Для собственного удовольствия.

— А мне он — как китайский, — признался ротмистр. — Ни черта не понимаю, сколько ни вслушивался.

— Привычка требуется, — сказал Орлов. — Язык-то легкий, только вот поговорить на нем не с кем. По-испански тут люди нашего круга не изъясняются. А бандиты, воры, конокрады — таких собеседников сколько угодно. Вот стану рейнджером, попрактикуюсь.

Он увидел еще один пыльный след на горизонте.

— Что-то быстро возвращаются, — сказал он. — Наверно, опоздали.

— Рейнджеры?

— Ну да, — капитан показал рукой. — Видишь пыль? Обратно скачут.

— Как они там могли оказаться? — возразил Бурко. — Ушли на север, а вернулись с востока?

— Здесь и не такое бывает.

— Я понимаю, что в Техасе свои законы. Но законы географии действуют даже здесь.

— Вот-вот, — сказал Орлов, направляя аппалузу вниз по склону. — Давай лучше о географии.

— Что ты имеешь в виду?

— Не терплю разговоров о политике. Отвык.

— Какая ж тут политика? — горячился ротмистр, догоняя его и стараясь держаться рядом, что было довольно трудно, поскольку кони шли зигзагом. — Где тут политика? Тут прямая война. Динамитные лаборатории — это, по-твоему, политика? А то, что они оружие в Америке собираются закупать — тоже политика? Увольте-с, ваше благородие, ничего политического здесь не наблюдается. Прямая и открытая война против Отечества. А мы с тобой люди военные, почему ж нам не поговорить о деле, кое нас напрямую касается?

— Зачем им закупать оружие в Америке? Неужто в Бельгии или Англии все оружейные лавки позакрывались?

— В Европе мы их за холку держим, ошейник еще не надели, но держим, — сказал Бурко не без самодовольства. — А Америка, это особая статья. Ты слышал о письме Исполнительного Комитета[9]американскому народу?

— Я не американский народ, а до чужих писем мне и дела нет, — попытался отшутиться Орлов.

Но ротмистр завелся не на шутку.

— Когда у вас тут, в восемьдесят первом году, убили президента Гарфильда, наши динамитчики опубликовали в американской прессе обращение. Мол, гневно осуждаем подлое убийство. Ты можешь себе это представить? Те же самые люди, что первого марта убили Государя, в сентябре уже выражают соболезнование народу Америки по аналогичному поводу! Полагаю, многие здесь встретили это письмо гомерическим хохотом.

— Не знаю. Ничего не слышал.

— Вот и я уверен, что большинство американцев слыхом не слыхивали ни об этом письме, ни о Комитете! Спрашивается, в чем тогда смысл публикации? — Ротмистр попытался заглянуть в лицо Орлову, но тот сосредоточенно вычищал гриву аппалузы. — Так я скажу тебе, в чем смысл! Смысл есть, и еще какой! Динамитчики отчитывались перед своими благодетелями, вот в чем смысл! Кто-то вливает субсидии в террористическую партию, и мы уже знаем, что деньги идут из-за океана. И пока волна насилия поднималась в России или в Италии, эти финансисты были спокойны. Но вот отозвалось у них дома — и они в панике! Вот чтобы их успокоить, наши заговорщики и сообщают: мы будем убивать только своих, а вас не тронем. Мы ненавидим насилие, мы за демократию, прогресс и либерализм во всем. Можете смело присылать нам денежки, мы их потратим в ваших интересах. Что ты на это скажешь?