Книга Украшение и наслаждение - Мэдлин Хантер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А вы его знаете?
— Это тот самый, что следит за мной. Я вам говорила о нем. «Красивый глупец».
— Называть его так — не очень-то любезно, — заметила Кассандра.
— Но есть и второе имя: «Очень глупый человек», — пробурчала Эмма.
— Он хочет меня напугать, раз так пялится на меня, — сказала Мариэль и уставилась на Кендейла так же пристально, как он на нее.
Потом вдруг выражение ее лица изменилось, и она даже улыбнулась.
И в тот же миг Эмма заметила, что виконт смутился и покраснел. А затем, резко развернувшись, ушел в дом.
Мариэль затянула завязки своего мешочка и заявила:
— Я победила! — Она указала в дальний конец сада. — Там есть ворота? Я уйду через них, чтобы Красивый глупец не последовал за мной.
— Я пойду с вами, — сказала Кассандра. — Меня ждет карета на Пиккадилли. — Она подалась к Эмме и поцеловала ее. — Дорогая, я пытаюсь решить, следует ли хотя бы намеком сообщить Кендейлу о его втором имени. Я думаю сказать ему об этом, если он снова посмотрит на меня так же мрачно и неодобрительно.
Когда гостьи вышли из задних ворот, Эмма решила, что ей следует сказать Кассандре, что у лорда Кендейла бывают минуты просветления. Что же касается его нынешнего визита… Вероятно, он сегодня приехал, чтобы передать ей какое-то сообщение. И скорее всего его прислал Дариус, не желавший встречаться с ней.
Эмма поднялась и направилась к дому, чтобы приветствовать лорда Кендейла. И вдруг замерла, оцепенела… У двери, ведущей в сад, стоял темноволосый мужчина. И он, улыбнувшись, направился к ней.
Эмма же, оцепенев, смотрела, как он приближается. Наконец воскликнула:
— Роберт?!
Через несколько секунд он крепко обнял ее. А она, глядя на брата сквозь слезы, не верила своим глазам.
Наконец они сели на скамью, и Эмма, с облегчением вздохнув, пробормотала:
— Но как же…
Она умолкла; чувства душили ее, она не могла говорить.
Роберт взял ее за руку и сказал:
— Меня спасли. Двое лордов. И с ними было не менее двадцати человек, вооруженных до зубов. Полковник Леплаж был так изумлен, что не сделал ни единого выстрела.
— Кто он, этот Леплаж?
— Человек, который держал меня в плену. Он захватил владения какого-то графа недалеко от Булони. Не знаю, чем он там занимается, но у него бывают разные люди, которые приезжают и уезжают. И иногда они обедали с нами. Все они — в основном военные. И даже, подозреваю, члены правительства. Хотя они не говорили в моем присутствии о чем-либо важном.
Эмма утерла глаза носовым платком. Было удивительно видеть, что Роберт не только не выглядел изголодавшимся в тюрьме, где, как ей казалось, его держали, но и наслаждался хорошей кухней, а также обществом гостей своего похитителя и тюремщика.
Она внимательно посмотрела на брата:
— Мне нравится твоя новая прическа. Она тебе идет.
Он провел ладонью по своим темным кудрям и с усмешкой спросил:
— Нравится? Меня подстриг по последней моде камердинер Леплажа. Во Франции все давно уже избавились от своих косичек.
— И твой сюртук тоже славный! Очень идет тебе.
Роберт снова усмехнулся:
— И мне он нравится. У Леплажа замечательные портные.
Эмма представила Саутуэйта и его друзей, врывающихся во французскую крепость с пистолетами на взводе… и находящих Роберта в прекрасно обставленной столовой, в отлично сшитом сюртуке и причесанного по последней моде.
— Я очень рада, что ты не пострадал, Роберт. И я тронута тем, что лорды рисковали жизнями, чтобы спасти тебя. Никогда не смогу расплатиться с ними. И ты не сможешь. — Почувствовав, что прослезилась, Эмма утерла глаза. — Но может быть, ты объяснишь, как стал гостем месье Леплажа?
Роберт смутился и покраснел.
— Хорошо, объясню, как уже объяснил лорду Саутуэйту. Но будет очень трудно рассказать это кому-нибудь еще…
Эмма кивнула:
— Да-да, обещаю помалкивать.
Роберт тяжко вздохнул:
— Так вот, я услышал историю об одном поместье недалеко от Булони. Там осталось много картин, а граф, хозяин поместья, бежал из страны. Причем картины — замечательные. Я сказал отцу, что хочу отправиться туда и попытаться их заполучить, но он воспротивился. Я скорблю о его кончине, но должен сказать, что порой он бывал очень старомоден и упрям.
— Если можно назвать старомодностью неодобрение воровства, — заметила Эмма.
— Но они же там просто-напросто пылились и гнили… А мы в состоянии войны с французами. Разве брать что-то у врага — это воровство? Отец же и слышать не желал об этом. Но я уже не мальчик, поэтому решил действовать самостоятельно. Вскоре должен был состояться мой первый аукцион, и я хотел обеспечить его надлежащим образом. Разыскав людей, готовых помочь мне привезти эти картины…
— Контрабандистов?!
— Я не спрашивал. Знал только, что у этих людей была большая весельная лодка. И они обещали обернуться за один день. В обмен я пообещал им двадцать пять процентов от тех денег, что выручу за эти картины.
— Это те самые люди, которые рассказали тебе о картинах?
— Да… Как ты узнала?
— Догадалась. — Эмма сокрушенно покачала головой. Роберт всегда был немного бесшабашным, безрассудным, и он никогда не прислушивался к словам отца. — Так что же случилось? Что потом произошло?
Роберт снова вздохнул:
— Эти люди продали меня. Можешь представить? Мы прибыли в поместье, но оно не было покинутым. И эти люди предложили свои услуги Леплажу. Дело кончилось тем, что я стал его гостем поневоле, а они вернулись домой без меня. По крайней мере, хоть Леплаж проявил порядочность… Он сказал, что если я дам ему слово не пытаться сбежать, то смогу свободно передвигаться по его владениям.
— Наверное, поэтому лорду Саутуэйту было не так-то трудно тебя найти.
— Да, думаю, что поэтому. Когда он появился, шел сильный дождь, но он все же настоял, чтобы я отправился с ними. И он отказался взять что-либо из картин. Да-да, картины там были. И кстати, очень хорошие. Но из-за скверной погоды мы застряли на берегу на несколько дней. О, это было ужасно!
— Но ведь лучше, чем оставаться узником.
— О да, конечно. Хотя…
Роберт пожал плечами.
Эмма оглянулась на дом:
— Тебя доставил сюда лорд Кендейл?
— Нет, он ехал верхом, рядом с нами. А привез меня лорд Саутуэйт в своем экипаже. Мы вошли в дом, и Мейтленд сказал, где тебя найти.
Эмма опять взглянула на дом:
— Пойдем, я должна поговорить с ними.