Книга Тот, кто умрет последним - Джеймс Гриппандо

– Какой-то одинокий старик. Со времени убийства дом либо сдается внаем помесячно, либо вообще пустует.

– Мне кажется, что после такой истории здесь согласится жить только тот, кто полностью на мели.

– Да, – согласилась Рене и тихо добавила: – Даже на большей мели, чем когда-то была Салли.

Они прошли по пешеходной дорожке, и управляющий имуществом приветствовал их у ступеней.

– Вы, надо думать, Джимми? – спросила Рене.

– Собственной персоной, – ответил мужчина. Изо рта у него торчала зубочистка, а большие пальцы рук были засунуты в петельки для брючного ремня.

– Меня зовут Рене, а это Джек, – сказала она, и все обменялись рукопожатиями. – Мы приехали посмотреть дом.

– Вы все знаете об убийстве тут маленькой девочки, так?

– Да, знаем.

– Я хочу, чтоб все было начистоту. Потому что люди приходят сюда все время, понятно? Смотрят тут все вокруг, место им нравится, потом они узнают об этой девчонке и сразу меняют свое мнение. Пустая трата моего времени.

– Нас это не пугает.

– Нет детей, да?

– Нет, – ответила Рене. – Детей нет.

Мужчина вынул из кармана большую связку ключей, нашел нужный и открыл замок. Распахнув дверь, он сразу же сделал шаг назад. В нос Джеку ударил едкий застоявшийся запах кошачьего помета, приводящий на память пропитанный аммиаком ковер.

– Кошки, – пояснил Джимми. – У чудилы, который сейчас здесь живет, их целых одиннадцать штук.

– Одиннадцать? – удивился Джек.

– Да, терпеть не могу этих вонючих тварей. Идите вперед, смотрите. Я подожду вас тут.

Рене вошла первой и включила свет. За ней последовал Джек. Джимми остался на улице. Дверь захлопнулась, как только они вошли. Джимми явно не хотел выпускать вонь наружу.

В маленькой гостиной пол был покрыт потертым зеленым ковром, а горбатый диван – белой простыней сомнительной свежести. Джек насчитал пять спящих на ней кошек. Два кресла, оттоманка и даже кофейный столик были также покрыты старыми простынями, на которых Джек обнаружил еще трех кошек.

– Ух ты, ну и вонища же здесь!

Рене взглянула на него:

– Попробуйте пожить в Африке в течение трех лет, братишка.

Джек сделал шаг вперед и вздрогнул, наступив на запищавшую под его ногой кошачью игрушку. Он нервно засмеялся, но Рене не обратила на это внимания. Она внезапно перестала реагировать на звуки, запахи, предметы – на все, кроме прошлого, встретиться с которым пришла сюда. Джек тоже почувствовал, что настроение у него изменилось. Ни шуточек, ни игривых улыбок, ни нарочитых способов снять напряжение от пришедших на память трагических событий, от того кошмарного преступления, которое случилось здесь, в этом доме, привело к гибели ребенка и коренным образом изменило жизнь молодой матери.

– Ей было двадцать четыре года, когда это произошло. – Голос Рене дрогнул.

Джек стоял, ощущая, как кровь пульсирует в его висках. Двадцать четыре. Могли он вспомнить, как чувствует себя человек, когда ему всего двадцать четыре года? Мог ли вообще представить себе такую молодую женщину с четырехлетней дочерью, совершенно разорившуюся, работающую по ночам в заведении «Хуттер», и ее мужа, который работает в двух местах, чтобы держать семью хоть отчасти на плаву? Разве это та жизнь принцессы, о которой Салли мечтала в детстве? Та самая жизнь, когда ей шесть раз в неделю приходилось возвращаться домой пропахшей сигаретным дымом и пивом. Когда она была вынуждена чрезмерно подчеркивать гримом красоту своего лица, надевать плотно облегающую тело кофточку, чтобы под ней были видны торчащие соски, и носить нейлоновые шорты, напоминающие узкие бикини. И все это только потому, что если бы она одевалась как обыкновенная женщина, то потеряла бы несколько долларов чаевых. А был ли во взрослой жизни Салли счастливый период? Понимала ли Салли, что ее никудышная жизнь не так уж плоха и могла бы быть значительно хуже, поскольку настоящий кошмар был еще только впереди?

– Кажется, идти дальше одна я не смогу, – призналась Рене.

Джек, не отдавая себе отчета в том, что делает, взял ее за руку, и они вместе двинулись по темному коридору. Шли они медленно, и под их ногами скрипели половицы террасы – скрип, скрип, скрип, – словно они отсчитывали время в обратном направлении, время их ухода в чудовищный мрак прошлого. Джек не тянул Рене вперед. Наконец Рене остановилась у открытой двери в ванную комнату.

Джек был рядом и включил свет, что позволило осмотреть внутреннюю часть помещения. На крышке унитаза сидела кошка, словно ожидая возможности напиться, потом она убежала. На раковине была широкая полоса ржавчины, а белую часть керамики покрывала плесень. Зеркало на шкафчике для лекарств прорезала глубокая трещина. Прямо напротив ванной комнаты была дверь, вероятно, ведущая во внутренний дворик.

– Вот откуда он проник в дом, – сказала Рене.

– Через окна с жалюзи?

Она кивнула. Он просунул руку сквозь жалюзи и открыл замок, повернув круглую ручку.

Джек посмотрел на замок, представил себе, как поворачивается ручка, и подумал о том, что делали Салли и маленькая Кэтрин, когда появился незнакомец. Интересно, о чем думал этот монстр, когда закрыл за собой дверь, вошел в дом и направился к спальне? Дрожал ли он или, возбужденный сексуально, ничего не боялся? А может быть, он по-настоящему трусил, той болезненной трусостью социально опасного человека, которая не шла ни в какое сравнение с бесконечными часами его извращенных фантазий, боязнью того, что все его планы и надежды окажутся несбыточными? Ведь его не удовлетворит ни власть над девочкой, ни над ее матерью, вызывающей у него вожделение, ни то, что он может делать с ними все, что захочет.

Рене прошла мимо раковины и остановилась в немом изумлении.

Джек сразу же понял почему. Ванна. Ее не было. Ее убрали и заменили душем с поддоном, но отпечаток от ванны зиял огромным шрамом, жестоким напоминанием о разыгравшейся здесь трагедии. Джек видел многие места преступлений и их фотографии, но привыкнуть к этому зрелищу так и не сумел. При осмотре такого места до сознания доходило, что преступление действительно произошло, что ничего нельзя изменить, что комок будет сдавливать твое горло до тех пор, пока ты не почувствуешь боль, не услышишь крики, не представишь себе в полном объеме ужас, охвативший жертву. Именно здесь преступник склонился над ванной, наполнил ее водой и смыл кровь Салли со своего ножа. Именно здесь он застирал окровавленную блузку Салли, опуская ее в воду и выжимая, пока вода не стала розовой. Потом он принес дочь Салли, еще живую, связанную по рукам и ногам, и опустил в ванну, испытывая наслаждение от того, что в глазах ее застыл ужас. Потом он медленно перевернул Кэтрин лицом вниз и смотрел, смотрел с удовольствием. Джек знал, что он смотрел, потому что провел четыре года, защищая подобных монстров, приговоренных к смертной казни. Он видел, как тусклый свет загорался в их глазах, когда они вспоминали о своих «победах», Эти чудовища не видели никакого смысла в убийстве, если не могли наблюдать последний момент расставания с жизнью. Этот сукин сын смотрел, как содрогается тело девочки, как поднимается и опускается ее голова, как поднимаются и опускаются ее связанные ноги – страшное подобие движений Русалочки. Он удовлетворил свое любопытство лишь тогда, когда своими собственными глазами увидел, сколько нужно окровавленной воды, чтобы заполнить ею ее маленькие легкие.