Книга Автора! - Наталья Андреева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это что касается цианистого калия. Что там еще? Какие нужны доказательства? Причина самоубийства? Если вы до сих пор не поняли, могу изложить в двух словах: искал смысл жизни и не нашел. Играл, но не угадал ни одной буквы. Так, что ли, в суперпопулярном шоу? Вот вам еще одна любовь народа! Поле чудес в стране дураков! И что ты прикажешь с этим делать? Что ж, для простых людей, чем проще, тем быстрее дойдет. Надо быть простым и понятным. Я сам из народа! Я сын рабочего и сотрудницы культурно-просветительного учреждения, я сплав из отбойного молотка и перьевой ручки! Бедные мои мертвые бабочки, красивые мои слова!
А теперь по всей форме, для протокола: Я, Павел Клишин, прошу в моей смерти никого не винить, я все сделал сам, я сам написал и поставил эту пьесу, надеюсь, что не слишком затянул с развязкой, и было интересно.
Вам остается только поаплодировать и напоследок громко крикнуть:
— Автора!
И даже на том свете я вас услышу. И мне будет очень приятно, что вещь удалась.
Здесь оставляю пустое место, чтобы для верности поставить личную подпись ручкой:
Весь ваш Павел Клишин……………………….»
Алексей дочитал, потом поднял глаза на Михина:
— А почему ты думал, что я разочаруюсь? Это все?
— Есть еще пара страниц. Какая-то философская чушь. О Боге, о Вечности, о смысле жизни. Главное — здесь. Он признается в самоубийстве, обставленном как убийство, и обрати внимание на подпись.
В конце последнего листа стояла размашистая роспись шариковой ручкой: «Павел Клишин. 4. 06. **».
— Все, как положено, — вздохнул Алексей. — Удостоверил написанное. В подлинности его подписи можно не сомневаться. Равно как и в диагнозе. Мания величия. Кто-то Наполеоном себя воображает, а этот, видишь ли, сам Господь Бог!
— Это самоубийство, Леша, красиво разыгранное, да еще и сумасшедшим!
— А что Демин?
— Принес последние страницы рукописи, извинился, что не сразу. Он, видите ли, выполнял нолю покойного друга! Не мог пренебречь последним желанием. Теперь, после того, как расследование закончится, издаст этот роман. Он у Максима Николаевича есть целиком, с воспоминаниями о детстве, лирическими отступлениями и прочей белибердой. А потом Демин отдельно опишет, как велось расследование, каким необыкновенным человеком был покойный писатель, как выдал сначала все это за шутку, чтобы никто не помешал, а потом взял, да и осуществил свой замысел.
— И сколько он на этой «Смерти» заработает? И на собственных записках? Детектив в детективе. Ловко! Так сколько?
— Что я, коммерсант? Понятия не имею!
— А на остальные книги Клишина у Демина гоже есть договора на эксклюзивное право публикации?
— Похоже, что да. Писатель завещал свое творчество человеку, который прославит его имя.
— Что ж. Я с самого начала это знал, — пожал плечами Алексей. — Конец романа. Я имею в виду роман Павла Андреевича Клишина «Смерть на даче».
— Кстати, мы нашли приятеля Клишина, того фотографа.
— Голубого?
— Ну да. Он до сих пор страдает, безумная, говорит, была любовь. Если бы, говорит, знал, для чего ему нужна ампула с ядом, ни за что не отдал бы.
— А это та ампула?
— Ну да. Там капелька белой краски на донышке, фотограф ее случайно поставил на свежевыкрашенный подоконник. У себя дома.
— А та, что для Аллы знакомый химик доставал?
— Про ту ампулу ничего не ведомо.
— Куда же такая ценная вещь делась? Ты же говорил, что на ней маркировка того химико-фармацевтического комбината, с которого получала продукцию лаборатория знакомого Гончаровой.
— Ты думаешь, так много комбинатов в Москву свою продукцию поставляют? По пальцам пересчитать. Ну ошиблись. Я заглянул к химику, сверил маркировку и показал ампулу, он подтвердил, что не та.
— А сразу нельзя было это сделать?
— Сразу мы разрабатывали версию о том, что к убийству Клишина причастна Алла Константиновна Гончарова, за это ее и убрали, — сердито сказал Михин.
— И за что же ее убрали? Теперь? Согласно новой версии?
— Знаешь, я не хотел тебе говорить… У нее в сумочке нашли какие-то таблетки, они были рассыпаны в кармашке, без всякой упаковки. Химический анализ показал, что это желудочные средства. Гончарова страдала гастритом и часто принимала препараты от изжоги и болей. Возможно, съела что-нибудь жареное, либо печеное в пиццерии, ее скрутило, и Алла Константиновна что-то приняла. А среди желудочных таблеток оказалось снотворное, она про это забыла, и…
— Чего же у нее таблетки были без пузырька?
— Ну, эти женщины такие рассеянные, сам знаешь.
— С Аллой Константиновной я был знаком, — усмехнулся Алексей. — Она не была рассеянным человеком. Напротив.
— Может, она после смерти Клишина так расстроилась? Что стала рассеянной. А потом ее подозревали в убийстве. С племянницей поругалась. Нервы, знаешь ли. Думала о другом, и по рассеянности приняла вместе с но-шпой таблетку снотворного.
— Откуда ты знаешь, что поругалась?
— Демин все рассказывал. Говорил, что Алла очень нервничала последнее время, плохо спала.
— А кто тогда к Гончарову приходил?
— Да никто к нему не приходил. Мало ли отчего с человеком может случиться инфаркт? Сердце-то у него было слабое! К телефону он шел. В прихожую.
— Почему из кухни не позвонил? Там параллельный аппарат.
— Ну что ты привязался! Все доканываешься? Почему да почему! Кому и что ты пытаешься доказать? Себе? Ну ошибся. С кем не бывает.
— Но Демин там был? У Кяишина? — продолжал настаивать Алексей.
— Да, Демин там был.
— Вот видишь!
— И Вера Валентиновна была.
— Что она показала?
— Что случайно увидела у Демина на столе рукопись «Смерти». Когда приезжала разговаривать об отсрочке долга. Прочитала выборочно несколько страниц и заглянула в конец. Испугалась.
— Чего? За племянника? — с откровенной иронией спросил Алексей: — И помчалась к нему.
— Ну, она и не скрывает, что знала про то, что Павел написал завещание в пользу своего внебрачного сына. Они, кстати, с Любовью Николаевной знакомы. И в хороших отношениях.
— Вот как? Чего только не бывает!
— Любовь Николаевна, кстати, сразу сказала Клишину, что ее семья такого наследства не примет, будет скандал, да и самой неохота ходить по судам. Но Паша, мол, уперся так, что не сдвинешь.
— Что ж… Если Вера Валентиновна начнет отдавать долги, дача все равно отойдет к Демину, зачем же лишняя нервотрепка. А Любовь Николаевна не знала случайно, как погибли Па-шины родители? Ты бы спросил.