Книга Шидонай-Сирота. Часть 2. Вечный Фантом - Влада Ольховская

что хотел?

Тут уже он унял праведный гнев, отвел взгляд. Беда хороших людей в том, что совесть делает их слишком очевидными. Тщеславие сыграло в его решении не последнюю роль, и Тревор признавал это.

– Ты добился своего, – подытожил я. – Ты теперь тоже легенда. Твое имя будет рядом с моим, ты станешь символом всего, во что верил. В ближайшее время тебя будут приглашать на праздничные речи в честь выпусков из полицейской академии и интервью. Ты напишешь книгу. Ты женишься минимум от скуки, а желающих тебя осчастливить наверняка уже хватает. Но ты никогда больше никого не поймаешь. Тебе тридцать восемь лет, а ты не можешь ходить. Так что ты планируешь делать с остатком своей жизни? Оно действительно того стоило?

Не знаю, зачем я наговорил так много. Может, чтобы Тревор перестал корчить из себя невинную жертву. Когда ты бросаешь вызов монстру, ты не можешь ожидать, что он будет дуть тебе на содранные коленки. А может, все дело в том, что мне его действительно жаль.

Я не хотел, чтобы с ним случилось… вот это. Там все закрутилось слишком быстро, я ничего не планировал, он – тоже. Но он меня выследил, пришел арестовать, а я не сдаюсь в плен. Мы сцепились, когда иначе было нельзя. Я предупредил его, что не буду жалеть. Да и он меня не жалел… По сути, то, что под прессом конвейера в тот день оказался он – чистая случайность. Сорвались с подвесной лестницы мы одновременно, просто я упал рядом с машиной, а Тревор – внутрь, и он, дезориентированный, ослепленный болью, не смог вовремя выбраться.

Странно, что вообще выжил. Видимо, его начальство решило, что в истории о Гюрзе необходим живой герой, и медиков заставили вывернуться наизнанку, собирая Тревора по кусочкам.

Но он всего этого не понял… Может, поймет потом, а сейчас ему мешает гнев.

– Издеваешься надо мной? Что, уже празднуешь неожиданную победу?

– Нет. Но предложение я приму.

Тревор откинулся на спинку инвалидного кресла, смерил меня усталым взглядом. Я вполне обоснованно ждал очередной атаки. Если бы он смирился с тем, что я полезу в экспедицию, он бы покинул мою камеру. Нет, он еще надеется что-то изменить, однако меня это мало волнует. Я даже по-своему понимаю его злость: меня ожидает пусть и короткая, но яркая жизнь, а ему предстоит принять роль, которую он представлял совсем иначе и которая не способна его порадовать.

Роль демонстрационной модели федеральной полиции. Интересно, если бы он знал, что все закончится вот так, захотел бы он умереть тогда, в нашей последней битве? Я бы на его месте захотел. Но обернулось все иначе, и я позволил ему последние колкости.

– Знаешь, а может, и к лучшему, что ты сдохнешь в Секторе Фобос, – усмехнулся Тревор. – Ведь если бы тебя расстреляли на Земле, тебя могли бы похоронить рядом с Кристиной. Так что ей повезло – вряд ли она хотела бы иметь хоть что-то общее с той мразью, в которую ты превратился.

Я недооценил своего противника. Тревор все-таки не превратился в жалеющего себя калеку, он сумел ударить неожиданно и больно…

Он упомянул Кристину, а Кристину упоминать запрещено. Я не всегда убиваю лишь тех, кто не знает об этом, да и то зависит от обстоятельств. Но Тревор все прекрасно знал, он ведь действительно изучил меня для того, чтобы поймать.

Он намеренно упомянул ее… Мою единственную личную святыню.

Мою мертвую святыню.

Я захотел убить его – и я мог его убить. Сколько бы это заняло? Секунду, две? Наблюдающие за нами через камеры охранники не успели бы даже сообразить, что происходит, не то что остановить меня. К моменту, когда они вытащили бы палец из задницы, или чем там занимаются люди их уровня развития, Тревор был бы мертв.

Я хотел это сделать… не знаю, каким чудом остановился, как сумел опомниться. Может, сработали инстинкты – или Тревор чем-то выдал себя. Но до того, как нанести ему последний удар, я сообразил, что он хочет умереть.

Вот что было его планом с самого начала, вот зачем он явился в мою камеру на самом деле – а вовсе не чтобы взывать к моей совести, в которую он вряд ли верит. Тревор ведь намного умнее охранников, он знает, что оружие у меня осталось. Ему хотелось, чтобы я его убил, и он сначала заставил меня расслабиться, поверив в его истерику, ну а потом хлестнул упоминанием Кристины, когда я был меньше всего к этому готов.

Причины, в общем-то, на виду.

Первая – как раз то, что я сказал. Мы с ним всегда были похожи, потому он и поймал меня. Тревор – хищник по своей природе, гончий пес, которого спускают на потрепавшего овец волка. Но вот ему тридцать восемь, а он не может самостоятельно зад подтереть. И даром ему не упали все эти лекции перед скучающими студентами. Ему сдохнуть хочется и не видеть каждый день то, во что он превратился.

Вторая – ему хочется победить меня еще раз. Если я сейчас убью его вот так быстро и легко, я продемонстрирую его начальству, что я слишком опасен и непредсказуем. Со мной нельзя связываться, меня невозможно приручить, а значит, мои таланты не получится использовать в экспедиции. Мы с Тревором умрем практически одновременно, только он – довольный собой, а я – с чувством сожаления, которого не было все эти дни.

Хорошая попытка, но нет. Если уж Кристина за что и не простила бы меня, так это за то, что я упустил второй шанс так бездарно. Что же до его предположения… Она не злилась на меня. Тревор не слышал, как она кричала перед смертью… Вряд ли он, даже после всего пережитого, способен предположить, что существо, рожденное разумным, может издавать такой дикий животный крик.

Так что вряд ли Кристина злилась бы на меня за то, что я заставил людей, виновных в ее гибели, кричать точно так же.

Но Тревора все это не оправдывало, он почти обошел меня, почти спровоцировал. Я решил, что имею право на маленькую месть.

– Тебе видней, – пожал плечами я.

Вот так. Два коротких слова – но их достаточно, чтобы лицо полицейского исказилось от ярости. Охранники, наблюдавшие за нами, наверняка не поняли, что произошло, ведь я же не сказал ничего особенного, самая банальная фраза!

И только мы с Тревором поняли, что скрывается за ней. Потому что мы оба последний раз наблюдали