Книга О чем говорят кости. Убийства, войны и геноцид глазами судмедэксперта - Клиа Кофф

рассказывают одну и ту же историю, я стала задумываться, что же на самом деле происходит во время этих конфликтов? Каковы причины, порождающие столь близкие сценарии? Об одной из них говорилось в судебных залах Трибунала: в поисках простых ответов на вызовы времени правительства решали уничтожить активно выступавших против и изгнать недовольных – либо прямым давлением, либо запугиванием.

Почему? Почему власти решили уничтожить свой же народ? Почему люди буквально убивали своих друзей и родных? Я думаю, причиной тому – личные мотивы: страх или, что чаще, корыстный интерес. Интерес конкретных людей во властных структурах, скованных цепью идеологии и, что важнее, круговой поруки, практически не имеющих политических оппонентов и невероятно боящихся потерять свое место под солнцем. Такая потеря чревата для них не просто крахом карьеры, но также и свободы, а в ряде случаев и жизни. Чтобы спасти себя, власть имущие придумывали сотни поводов для репрессий. Вот, скажем, Косово: действительно ли убийства и депортации 1990-х были продиктованы желанием благородной мести косоварам за проигранную сербами битву 1389 года, как любил заявлять президент Сербии Слободан Милошевич? Или все прозаичнее? Богатое полезными ископаемыми Косово могло приносить Сербии до пяти миллиардов долларов ежегодно. А что насчет Руанды? Хуту убивали своих соседей-тутси и их детей, поддавшись пропаганде правительства? Хорошая версия, но… Но я напомню, что правительство пообещало отдать хуту земли тутси.

В каждой стране, где я работала, официальная «причина» была не более чем оправданием, причем столь халтурным, что тут и там из него выглядывали несостыковки и кости. Власти, конечно, пытались снизить градус общественного недовольства, но не то чтобы были готовы положить на это много сил. Впрочем, даже этого хватало – к сожалению, люди зачастую хотят верить в успокоительную ложь. Их можно понять: когда на твою долю выпадают столь жуткие испытания, когда ты буквально оказываешься в жерновах истории, в мясорубке чужих амбиций, ты хочешь только одного – чтобы это закончилось. А потом… Потом ты хочешь обо всем забыть, потому что иначе умрешь от боли. Но что движет чиновниками? Я не верю, что они были глубоко озабочены историческими последствиями древних сражений или религиозно-этническими противоречиями. Скорее, они попросту искали способ поддержать стабильность существующей системы. В конце концов, почему Северный сектор Косово был единственным сектором, где действовал «Черный код», то есть проходили активные боевые действия, когда я была в Косово в 2000 году? Может, потому что именно там находились запасы полезных ископаемых? Северный сектор – это не только место проживания немалого числа косовских сербов, но и крупный промышленный регион. По этой причине ни косовские албанцы, ни косовские сербы не хотели уступать эту территорию, а поскольку там жили и те и другие, боевые действия продолжались, несмотря на присутствие миротворцев.

Почему Вуковар и его окрестности все еще оставались под управлением ООН в 1996 году, в то время как соседние районы хорватской Славонии контролировала Хорватия, хотя и там было немало следов войны? Не потому ли, что, помимо своих других достоинств, Вуковар находится в одном из самых богатых нефтью и плодородных сельскохозяйственных регионов бывшей Югославии, за владение которым и Хорватия, и Сербия долго продолжали соперничать? Так что, хотя власти публично обосновывают свои сомнительные военные и политические решения соображениями защиты религии, национальной чести или исторической справедливости, фактические данные убедительно свидетельствуют о том, что на деле все оказывается завязано на контроле над ресурсами. Люди гибли, гибнут и, к сожалению, будут гибнуть за металл. Это универсальное правило. Пока мы в корне не пересмотрим свое отношение к таким концептам, как богатство и власть, это не изменится.

Я признала перед студентами, что может показаться странным, что меня привело к такому выводу участие в судебно-медицинских миссиях. Но это понимание для меня еще один инструмент, с помощью которого я прихожу к пониманию механики конфликтов, отмеченных массовыми убийствами мирных жителей. Мне потребовалось совсем немного времени, чтобы увидеть, что скрывается за заголовками медиа. Я не удивилась, узнав, что 40 % воды Израиль получает из источников, находящихся на оккупированных территориях Палестины. Неудивительно, что за эти земли ведутся ожесточенные бои. Не удивил меня и тот факт, что Израиль ограничивает доступ палестинцев к воде.

Что меня удивляет, так это то, что я практически не слышу о конкуренции за водные ресурсы, когда смотрю новости о столкновениях на Ближнем Востоке. Вместо этого я вижу, как люди бросают в танки камни, и слышу закадровый комментарий об «ответных атаках», о количестве убитых за последний месяц израильских и палестинских детей. Из новостей обычно нельзя понять, почему это насилие продолжается так долго и как в этих местах умудряются жить «обычные люди», а не только экстремисты. Аналогичное впечатление недосказанности оставляли большинство репортажей о геноциде в Руанде в 1994 году и о конфликтах в бывшей Югославии на протяжении 1990-х. Как потребитель новостей я получала салат из риторики противоборствующих сторон, пропаганды, ангажированных мини-уроков истории, приправленных кучей картинок, смысл которых я смогла понять, только обратившись к альтернативным источникам информации.

Вернувшись из Руанды в 1996 году, я часто слышала вопросы типа таких: «Разве это все не потому, что хуту и тутси ненавидят друг друга? Все убивают друг друга из-за какой-то племенной вражды? Слава богу, здесь такого не может быть!» За исключением тех власть предержащих, кто задумывал и разжигал убийства в Руанде, люди, которые жили там тогда, ничем не отличались от нас с вами – они точно так же искали любви, защиты, да просто жизни!.. Некоторых из них принудили стать убийцами, других – жертвами. Это может произойти в любой точке мира: на Западе, на Востоке, в странах первого, второго, третьего, десятого мира, в развивающихся регионах и в регионах развитых. Где угодно. Я не была бы так уверена в этом, не побывай я в Руанде. Произошедшее там не было межплеменным насилием. Решение устроить геноцид тутси было примерно таким же странным и необоснованным, как, к примеру, решение убить всех, кто в пятницу вышел из дома в рубашке с длинными рукавами. Так что… Нет никаких веских причин. Есть только интересы отдельных групп и борьба за ресурсы – природные и любые другие.

Здесь важны еще и терпимость общества к взяточничеству и моральная неразборчивость, которая позволяет без угрызений совести убивать собственных соседей – просто ради получения их земли и домов. В противном случае вряд ли в Руанде всего за три месяца погибло бы порядка миллиона человек. Вряд ли в Вуковаре разрушили бы только хорватские дома. Те, кто не попал