Книга Су́чки. Секс, эволюция и феминизм в жизни самок животных - Люси Кук

обниматься и прихорашиваться, то есть проделывать то же, что и гетеросексуальные пары альбатросов.

«Они делают все идентично парам, состоящим из самца и самки. Насколько мы смогли определить, в их поведении нет никакой разницы», – сказала она мне.

Эти интимные физические жесты укрепляют парную связь птиц, стимулируя выброс «гормона объятий» окситоцина и различных эндорфинов, способствующих хорошему самочувствию, точно так же, как поцелуи, ласки и секс у людей. Помимо усиления чувства любви, окситоцин снижает уровень стресса и способствует социальному признанию, что полезно для поиска своей второй половинки после недель или месяцев в море и снятия стресса от длительного голодания. Не говоря уже о том, чтобы избегать конфликтов со своими соседями в переполненной конкурентами среде гнездования.

Высокий уровень того, что ученые называют «взаимная чистка оперения», у птиц связан с совместным размножением и низким уровнем разводов. Возможно, секретным ингредиентом успеха Гретцки и ее партнерши является сила их физической близости, которая поддерживала их любовь все эти годы. «Альбатросы совсем как люди, – призналась Янг в редкий момент неосторожного антропоморфизма. – Значительная часть моногамна и остается с одним и тем же партнером в течение длительного времени, в некоторых из этих социально моногамных пар партнеры изменяют, некоторые разводятся… у них присутствует весь спектр».

Этот спектр теперь включает в себя и преданные долгосрочные однополые отношения, которые дают жизнь новому поколению, получая донорскую сперму от самцов, у которых уже есть другая половинка. Таким образом, исследование Янг, возможно, подорвало статус альбатроса как символа гетеросексуальной моногамии. Но этот образ изначально был нереалистичной проекцией, навязанной этому виду неестественными моральными устремлениями западной религии.

Вместо этого предлагается нечто гораздо более вдохновляющее: врожденная гибкость половых ролей в природе и способность животных изменять свое поведение, чтобы преуспеть в новых сложных социальных и экологических условиях. Это будет становиться все более важным по мере того, как мы глубже погрузимся в эко-апокалипсис. Повышение уровня моря угрожает существованию более чем 65 % гавайских колоний морских птиц, поскольку они гнездятся на низменных коралловых островах. Острова Мидуэй и Лайсан, где обитает 95 % темноспинных альбатросов наряду с находящимися под угрозой исчезновения олушами и буревестниками, по прогнозам, практически исчезнут к середине этого столетия.

Так что эти лесбиянки-первопроходцы, создавая новые колонии на новых возвышенностях, буквально сохраняют свой вид.

Если наука хотя бы на мгновение снимет свои гетеро-предвзятые очки и по-новому взглянет на другие виды, у которых полы идентичны и, может быть, не хватает самцов, мы найдем другие примеры самок-новаторов, объединившихся, чтобы дать жизнь новым поколениям. Малоизвестная и редко цитируемая научная статья 1977 года, описывающая «двойные кладки» и «гомосексуальные пары» самок западных чаек, Larus occidentalis, гнездящихся на острове Санта-Барбара в Калифорнии, указывает на то, что там, безусловно, больше лесбийских родителей.

Авторы, Джордж Л. Хант и Молли Уорнер Хант из Калифорнийского университета, полагали, что их исследование является первым докладом о гомосексуальных парах у птиц, хотя им было известно о сообщениях о двойных кладках у делавэрских чаек, датируемых 1942 годом. Как отмечено в статье, пары западных чаек, состоящие из самок, составляли 14 % гнездящихся пар; это объяснялось адаптацией к нехватке самцов на острове. Впоследствии были аналогичные сообщения о розовой крачке, Sterna dougallii, на острове Берд, штат Массачусетс, и доктор Янг уверена, что есть еще много других примеров, которые только и ждут, чтобы их обнаружили.

* * *

Самки темноспинных альбатросов – не единственные лесбиянки-первопроходцы, живущие на Гавайях. В свой последний день на Оаху я мчалась через весь остров в поисках встречи с существом, которое сделало еще один шаг вперед и вообще отказалось от самцов. Популяции пенангского чешуепалого геккона Lepidodactylus lugubris состоят исключительно из самок – в мире не существует самцов этого вида. Это суперуспешный вид, который колонизировал острова без участия самцов путем клонирования самих себя.

Раса самовоспроизводящихся ящериц, состоящая только из самок, будто взята из научной фантастики, и поэтому я не смогла устоять перед встречей с ними. Как только я узнала об их существовании на Оаху, я отправила кучу срочных электронных писем различным герпетологам. Некоторое время спустя у меня была назначена встреча на другой стороне острова с женщиной по имени Эмбер, которая, по-видимому, могла бы нас друг другу представить.

Оказалось, что Эмбер – это доктор Райт, доцент кафедры экологии Гавайского университета. Я нашла ее, как она и обещала в своем электронном письме, косящей высокую траву в дальнем углу университетской сельскохозяйственной исследовательской станции. После того как я чуть не напугала ее до смерти – она не слышала, что я подхожу, из-за оглушительного рычания газонокосилки, – доктор Райт любезно предложила отвезти меня к моей цели.

Университетская исследовательская станция – это пышный кусочек гавайской фермерской жизни: аккуратные ряды местных культур вроде таро, сахарного тростника и кофе расположены на небольших участках, над которыми возвышается очередной зеленый вулканический хребет драконьей спины. Моя погоня за диким гекконом завершилась в наименее благоприятном уголке этой сельскохозяйственной идиллии – на помойке.

Гекконы – ночные существа, которым днем нужно прятаться от потенциальных хищников. У них нет век, что, я полагаю, делает сон под ослепительным гавайским солнцем несколько затруднительным. Райт подняла большую выброшенную пластиковую панель ограждения, и они были там – около полудюжины пенангских чешуепалых гекконов, грубо разбуженных и спешащих в укрытие. Райт, эколог и профессиональный охотник за ящерицами, наклонилась и, не колеблясь, осторожно схватила одну из них для более тщательного изучения.

Будучи совершенно невероятным, этот научно-фантастический вид маскируется под исключительно обычное, ничем не примечательное маленькое бежевое животное длиной около четырех сантиметров, не считая длинного толстого хвоста. Как и у всех гекконов, эта конечность, если за нее схватит хищник, может быть отброшена и отращена заново, – вторая их необычная способность. Третья суперспособность – взбираться по любой поверхности, какой бы гладкой она ни была, и небрежно прогуливаться вверх ногами по потолку благодаря клейким подушечкам на лапах. Райт посоветовала мне пощупать нижнюю сторону крошечной протянутой лапки ящерицы. Она действительно была липкой. Не из-за какого-нибудь клейкого вещества, а из-за наноразмерных волокон, которые обмениваются электрическими зарядами со всем, к чему прикасаются, заставляя их прилипать. Эта система настолько эффективна, что НАСА использует ее для разработки «якорей для астронавтов», которые позволяют роботам прилипать к внешней поверхности космических станций при проведении ремонта.

Райт перевернула ящерицу, и сквозь полупрозрачную кожу на ее животе я отчетливо увидела два белых пятна в ее паху размером примерно с драже «тик-так». «Это ее яйца», – пояснила Райт. В отличие от большинства других животных, яйцеклетки этой маленькой самки не нуждаются