Книга Сторожевой корабль - Джеймс Л. Нельсон

суде, прошу вас понять, что миссис Тинлинг все еще должна считаться заключенной до суда.

— Я это понимаю.

— Тогда вы позволите нам снова взять ее под стражу?

— Нет не позволю.

— Тогда, сэр, — громко сказал Финч, — мы все равно ее арестуем, и ваши собственные низменные желания будут прокляты.

— И как, сэр, — спросил Марлоу, — вы собираетесь это сделать?

— Ну, Марлоу, — снова попытался вмешаться Николсон, — это будет считаться как укрывательство беглеца, знаете ли, и так не годится.

— Я все это понимаю, губернатор.

— И поймите также, — вмешался Финч, — что ваш собственный статус тоже под вопросом, под очень большим вопросом. Есть основания полагать, что вы не тот, за кого себя выдаете, сэр, и вполне можете быть разыскиваемы по закону вместе с этой маленькой шлюхой.

Марлоу перевел взгляд на Финча, и его холодный взгляд остановил президента на середине буйства. Он уселся на свое место и прочистил горло.

— Люди умирают и не за такие слова, сэр, — сказал Марлоу. — От моей собственной руки.

— Вы угрожаете мне, сэр?

— Да.

Финч не находил слов, ошеломленный прямотой этого ответа, и Николсон стал искать компромисса.

— Теперь, господа, я думаю, в этом нет необходимости. Ведь мы все на одной стороне? Не будим ссорится, как кучка голландцев. Но послушайте, Марлоу, это правда, что были подняты такие вопросы.  Лично я не хотел бы освобождать вас от вашего командования.

— Мне бы тоже не хотелось, чтобы вы попытались.

— Как бы то ни было… — Николсон был слишком опытным дипломатом, чтобы его сбила с толку эта подразумеваемая угроза. — Я признаю, что против миссис Тинлинг нет улик, что ее арест — дело рук Уилкенсона. Я думаю, возможно, мы можем забыть обо всем этом, обвинениях и тому подобном, принимая во внимание хорошую работу, которую вы проделали, и службу, которую, я надеюсь, вы продолжите выполнять.

— Послушайте, губернатор, — снова встрял Финч, — не начинайте давать обещания, которые вы не в состоянии сдержать. Мы договорились, что, возможно, мы могли бы уступить в некоторых вопросах.  Но отношения этого человека невыносимы, и это его укрывательство…

— Что это за долг, который, как вы надеетесь, я буду продолжать выполнять? — Марлоу откинулся на спинку стула. Николсон не сказал бы этого, если бы не имел в виду что-то конкретное.  Он не был бы так великодушен в своем прощении, если бы ему все еще не требовались услуги Марлоу.

— Что ж.— Николсон прочистил горло, и впервые ему стало не по себе. — с многих мест поступают сообщения о том, что в бухте находится пират. Я получил известие из Норфолка. Они там в состоянии, я бы сказал, чертовски близком к панике.  Хэмптон-Роудс в страхе, пираты наверняка разграбят все загородные дома, как злодеи сделали это на Тиндаллс-Пойнт в 82-м. Имеются даже некоторые мысли, что они, возможно, захватили «Братьев Уилкенсон»

— И я могу добавить, — вмешался Финч, — судно не захватили бы если бы не вы.

— Судно не захватили бы, сэр, если бы Джейкоб Уилкенсон соблюдал закон.

— Джейкоб Уилкенсон, о котором вам приятно говорить так дурно, по крайней мере радеет о защите от этого злодея. Он реквизировал огромное количество военного снаряжения у ополченцев, собирает порох, дробь, стрелковое оружие и намерен привлечь своих соседей. Я надеюсь, сэр, что вы тоже окажете такую же помощь.

— Да, да, — сказал Николсон, — а теперь послушайте, Марлоу, могу ли я рассчитывать, что вы разберетесь с этим пиратом? Это значительно улучшит ваше положение среди горожан, которое, должен сказать, несколько ослабло.

Марлоу посмотрел на красное и сердитое лицо Финча и на безучастное лицо губернатора, лицо прирожденного переговорщика.

Ему предложили выбор, расставленный перед ним, как блюда на фуршетном столе. Он мог уйти в отставку, сдать корабль Рейкстроу, сдать Элизабет шерифу и направить пистолет себе в голову.  Или он мог бы продолжить свой прежний путь, по которому шел, забрать «Плимутский приз» на Карибы, и открыть новый счет. Попрощаться с Томасом Марлоу и всем, кем он стал. Это был бесчестный путь, но, по крайней мере, он спас бы своей жизнью.

Или он мог пойти и сразиться с Жан-Пьером Леруа, поскольку был уверен, что пират, сеющий ужас в нижнем заливе, действительно был Леруа. Злобный, жестокий человек, у него людей, вероятно, вдвое больше, чем на борту «Плимутского приза». Леруа мечтает отомстить морской страже, которые обманули его и так жестоко расправились с его экипажем. Он не хотел даже думать о том, что произойдет, когда Леруа узнает, кто командует этим кораблем. И он не думал, что его люди смогут одержать победу над Леруа. Но это был почетный путь, путь к ужасной, но почетной смерти.

Смерть или позор, из этого он должен был что-то выбрать

— Я все еще капитан морской стражи, — сказал он наконец, — и поэтому мне надо выполнить свой долг.

Глава 28

Два корабля вели сражение где-то внизу по течению от Джеймстауна. Марлоу не нужно было видеть этот бой, чтобы знать, что он уже идет.  Звук пальбы сказал ему об этом. Перестрелка эхом отдавалась от берегов реки Джеймса.  Облако серого дыма, похожее на маленькое облачко изредка появлялось на другой стороне длинного низкого полуострова.

Сражение шло где-то за той точкой суши, которая заканчивалась на острове Хог, возможно, до залива Вариксквейк, но, скорее всего, ближе.

Звук также подсказал ему кое-что о том, как идет бой. Два корабля вели ожесточенный бой, и длился он почти час. С одного стреляли из трех орудий, отвечая на каждый выстрел другого. У одного из них пушки были покрупнее, чем у другого; звук был другим, и именно поэтому он мог различить их.

Тот, у кого были большие пушки, стрелял медленнее. Возможно, их превосходство в весе металла объясняло их способность продержаться так долго, поскольку низкая скорострельность, вероятно, означала наличие небольшого, плохо обученного экипажа. И это, скорее всего, означало, что это был торговый корабль, борющийся за свою жизнь. И если это так, то он вполне мог себе представить, что это был за другой корабль.

Он посмотрел наверх. На носу и грот-мачте люди забегали вокруг самого верхнего такелажа, устанавливая основные паруса, поднятые с палубы. Они представляли собой последние куски холста,