Книга Нерешенная задача - Елена Валентиновна Муравьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По вечерам, они не спешно выходили в прославленную венскую оперу. А перед сном, Анни чаще стала думать о Боге! Вот теперь он ей понадобился. Она молила, чтобы он её избавил от страха перед родами и молила о благополучных родах!
Этой ночью, они спали с графом на разных кроватях. Она стала чувствовать, что урывками, не так чтобы беспрерывно, но из неё, между ног вытекает вода, как слабый, незаметный ручеек. А спать так хотелось! Беременные очень плохо спят. Они и устают за эти девять месяцев от того состояния, что спать ты можешь сколько хочешь, только спишь ты настолько плохо, что постоянно не высыпаешься. Все сдавлено плодом. Все органы и поэтому организм работает на износ и во всю свою «сверхсилу», а ему все мешает. Ей как шип вогнали в голову и мысли хаотично заработали, сердце забилось как у зайца. Она же медик. Она сразу сообразила, что это за вода тихонько льется на кровать! Графа в соседней комнате будить не стала, но как только она зажгла ночник, он проснулся и стал спешно одеваться. Двери в комнату жены всегда оставлял открытой, чтобы не проспать ответственного момента. Анни держалась за низ живота, так как почувствовала слабые, слабые, но уже более тягучие потуги, что и отличало их от простого шевеления плода. И самое странное в этот момент было то, что Анни, почему-то очень важным стало убрать волосы. Ее шикарные, волнистые, белокурые волосы ей так мешали, что она еще поддерживая одной рукой живот, как уточка вперевалку, направилась к туалетному столику, чтобы привести волосы в порядок. Потом она быстро, быстро направилась в умывальню, чтобы привести всю себя в порядок. А граф, только бросая короткие вопросы, тоже стал машинально куда-то собираться, только куда? Все было рядом. Выйдя в огромный длинный хол, он разбудил дежурную медсестру, дремавшую на маленьком диванчике. В умывальне у Анни на пол плюхнулся слизкий большой сгусток. Это отошла пробка. Вот и настал этот страшный и такой решающий момент в жизни любой женщины — начались роды, а сколько они продлятся — не мог сказать никто, все очень индивидуально, а уж как они пройдут и чем закончатся, ведомо только Богу одному!
Анни ввели в родовой зал, где кресло было сделано для удобства извлечения плода. Ее ничего не смутило. Она это все уже видела и знала. Не знала она только одного, что её в данный момент осматривать будет мужчина. Схватки стали усиливаться и становились более длительными, но ей еще не стало все равно, кто у неё будет принимать роды. Когда она только поступила в клинику, её осматривала женщина. И даже словом никто не обмолвился, что роды будет принимать профессор-гинеколог! Она так расстроилась. Ее первый порыв был даже сбежать из родового зала. Она резко завернулась и наткнулась на своего супруга. Сзади он следовал за ней.
Готовясь к приему данной роженицы, профессору выходки пациенток, подобные этой, были не в первой. Он поспешно встал и громко позвал санитарку-акушерку. Следовавшего, сзади супруга тотчас удалили и подхватили Анни под руки с обеих сторон и потянули к родовому креслу. Акушерочка ласково стала уговаривать роженицу смириться с тем, что роды у неё будет принимать мужчина.
Подготовив какие-то бумажки для записей, профессор включился в дискуссию.
— Моя хорошенькая мамочка, вы должны выбрать, что для вас в данный момент важнее — отдаться в руки грамотному специалисту в этой области или поддаться своим предрассудкам — стыдливости! Вы же сама медик — вы же должны понимать, что мужчина в клинике, перестает быть мужчиной, он доктор и не больше! Когда вы родите и покинете стены клиники, вы меня никогда не встретите и забудете, что такой-то бородатый дедушка, что-то там у вас видел и даже щупал. Фу…молодая мамочка, как не стыдно — быть образованной женщиной и быть настолько закомплексованной! Ложитесь, ложитесь — мне нужно посмотреть на сколько пальцев у вас уже открылась маточка и прощупать, как расположен плод. Это важно! — и он, безапелляционно, стал натягивать на руки перчатки. Санитарочка-акушер также одела перчатки. Увидев это, Анни даже на долю секунды забыла про боль. Для неё это было удивительно. Это что-то новое и это замечательно! Это лишний раз предохраняет пациента от попадания во внутрь него инфекции. Да… в её больнице и даже в клинике, где работала Хелен такого не было, об этом и не слышали! Руки, мыли перед операцией и даже перед глубоким осмотром пациента очень тщательно, потом их дезинфицировали в специальном растворе хлорной извести, но… то, что она увидела тут, было ново и очень прогрессивно! — А что-то вы надели? Это откуда? — не удержала она своего любопытства.
Профессор заулыбался и стал сам рассматривать свои перчатки, как будто первый раз видит — а вы про это? В Венгрии такого нет? Да, да. Это из Америки. Наш учредитель приобрел целую партию, и они используются нами в самых важных случаях. Они только появились в больнице Джонса Хопкинса. Я приехал из Америки только две недели назад. О, там жизнь бьет ключом! Вы бывали когда-нибудь в Америке? — задал он вопрос Анни.
Она отрицательно покачала головой, морщась от очередной схватки. Медсестра — Акушер накрыла кресло белой пеленкой и предложила ей расположиться на нем. А профессор продолжал — Со временем планируется выпускать медицинские перчатки только лишь разового использования. Это большой прорыв! Это здорово, прямо скажем! Они работают сейчас над тем, как их сделать как можно тоньше, чтобы не уязвлялась при их одевании чувствительность руки, но в тоже время крепкими. Но самое главное, как при их разовом использовании сделать для них абсолютно непроницаемую оболочку, в которую они будут запаковываться. Так, милая мамочка, вы легли, а теперь постарайтесь не напрягаться, без надобности. Я посмотрю положения плода, пока у вас перерыв между схватками.
И вот Анни первый раз в своей жизни ощутила весь набор чувств, который испытывает женщина, когда к ней, в её самое стыдливое и такое чувствительное место грубо внедряются руки, непростительно глубоко и властно и это руки совершенно незнакомого, далекого и чужого мужчины!
Ее лицо залила краска и даже покатилась скудная слеза, слеза обиды от собственной беспомощности и безысходности. Но, профессор имел настолько безучастный вид