Книга Оборотный город - Андрей Олегович Белянин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так я и знал. — Чудасов сунул руку за отворот сюртука и выхватил маленький двуствольный пистолет. — Сделка с нечистой силой! Вот и всё, Иловайский, вы не оставили мне выбора, отдайте икону, или я стреляю!
— В кого? — скромно уточнил я. — У вас два заряда, нас трое, один оставшийся (любой, на ваш выбор) порвёт вас в клочки, как лист бумаги! И его оправдают, так как на ваших руках будут два трупа.
— Но… но… это же упыри, он сам признался, вас привлекут за противоестественную связь с нечистой силой!
— Какую такую связь? — возмутился покрасневший Шлёма, угрожающе засучивая рукава. — Ты на чё, козёл безрогий, намекаешь? Мы с хорунжим не обручены, не венчаны, не целованы и отродясь ни в каких противоестественностях не замечены! Вот Моня встанет, он тя ваще уроет за такие намёки, пошляк…
То бледнеющий, то багровеющий наставник губернаторских дочек переводил английский пистолетик с одного из нас на другого, так и не решаясь спустить курок. Получается, у него не всё потеряно, какой-никакой умишко ещё есть, соображает, что два — это меньше, чем три. Мы в принципе на его потуги особого внимания не обращали, у нас и своих забот хватало…
— Никак в толк не возьму, чего ж ради французишко из-за одной иконки такое сурьёзное проклятие наложил? И почему в дупле запрятал? Вещь-то невеликая, сунул за пазуху да и пошёл пешим строем к себе в Бретань али в Гасконию.
— В Лион, — поправил я своего денщика. — А может ли быть такое, чтобы сама икона и не позволила себя вывезти? Этот французик был уверен, что, когда вернётся, она обогатит его, но подобные вещи обогащают иначе, не в материальном плане.
— А чё за икона-то?
— Божья Матерь с Младенцем, — обернулся к упырю Прохор. — Только вот какая-то незнакомая. Казанскую знаю, Иверскую, Донскую, Владимирскую, Троеручицу, а эдакой не видел. Хотя письмо наше, православное.
— Скорее византийское, — поправил я. — Да и сама Богородица, в синих одеждах, больше на турчанку похожа, а младенец Христос у неё на руках кареглаз и темноволос. Наши-то по большей части блондины…
— И то верно, — раздумчиво согласились все.
— А если я убью вас двоих, а тела отдам тебе, упырь? — неожиданно влез осенённый свежей идеей Митрофан Чудасов. — Вам ведь всё равно, кого жрать, верно?
— Отвали, дурак, — отмахнулся Шлёма. — Мы с Моней тя по-любому порвём, три трупа лучше, чем два, ясно? Ты типа подумай над этим, прежде чем возникать…
Мы дождались, пока стихотворный чин всё это проглотит, и продолжили:
— А много ли чудотворных икон у нас в сгоревшей Москве было? Видать, немалое количество. Хотя самые знаменитые, людскими слезами намоленные, патриоты русские спасти успели. Наполеон в старой Москве лихо покуролесил, аж три обоза золота награбленного с собой увезти пытался. Да не один из них через Березину не переехал, — припоминая былое, рассказывал мой денщик. — Станичники наши не раз его трепали, а что удалось отбить, слали на тихий Дон. Под Москвой все храмы разорённые стояли, кому какую утварь церковную возвращать, неизвестно, но по первому слову любого батюшки отдавали мы всё золото-серебро, и оклады, и каменья, и чаши для причастия, ничего себе не оставляли. И не продавали ничего — за церковное грех деньги брать…
— А я слыхал, будто бы казаки всё под себя гребли, — виновато вставил упырь, и Прохор даже не дал ему по шее.
— Нам ведь государь жалованья не платит. Что с бою возьмём, то и плата за кровь казачью. А рубились мы верно, чести не роняли.
— Жаль, что доска так почернела, даже не разберёшь, что написано. — Я вновь вернул всех к первоначальному обсуждению. — «Богоматерь» ещё читается, а вот какая? Р…ая! Ржевская, что ли? Так вроде нет такой…
— Я на вас в суд подам, — вновь скучно возвысил голос господин учитель. — По газетам ославлю, вы у меня клад отобрали, а он мой, только мой, я его заслужил! Отдайте, а не то хуже будет!
— Мы тя и так битый час слушать вынуждены, куда уж хуже, — тяжко вздохнул Шлёма, встал с приятеля и наотмашь похлопал его по щекам. — Очухивайся давай, малахольный! Чё разлёгся на сырой земле? Простудишься, так мне опять у медведей малину отбирать, а они дерутся больно…
— Il y a ici des ours russes?[9] — Неожиданно прозвучавшая французская речь застала нас врасплох.
Шагах в двадцати, слева, из леса стройными рядами выходили пёстрые части наполеоновской армии. Разумеется, не люди, а полуистлевшие скелеты, в жалких обрывках некогда блестящих мундиров, крепко сжимающие в костяшках пальцев проржавевшие клинки. Это было и торжественно, и страшно одновременно. В пустых глазницах черепов горел огонь возмездия, от дружного топота начинала вздрагивать земля, и сразу становилось ясно — такую орду не остановит уже никто и ничто, словно их поднял со дна преисподней сам дьявол, понукаемый баскским заклятием на крови!
— Бежи-и-им! — возопил резво воскресший Моня, стряхивая нас и первым бросаясь наутёк в сторону спасительного кладбища. Мы, не сговариваясь, махнули следом! Какой болван станет лезть в заведомо проигрышную драку с вдесятеро превосходящими силами неубиваемых скелетов? Только не мы, храбрые казаки, ибо у нас ещё и мозги есть. А вот у кое-кого, судя по двум трусливым выстрелам нам в спину, их и вовсе не было…
— Вот ить сволочь, — на ходу выругался мой денщик. — По своим стреляет. Нет чтоб по французам…
— Господа, господа, — отчаянно раздалось сзади. — Это всё они! Держите их, господа! Это они украли ваш клад! Вы что, совсем не понимаете по-русски? Отпустите же! Я ни в чём не виноват, это не я!
Эмоциональный чудасовский визг подтвердил, что «не понимают». Эх, интеллигенция, мог бы и подучить французский или, в конце концов, меня попросить, я бы охотно перевёл.
— Cherchez les cosaques![10] — хрипло кричали скелеты, пускаясь в погоню, но у нас уже была значительная фора. Мы ускорили бег по пересечённой местности, шум, топот, лязг и отборная иноземная брань только придавали скорости. По крайней мере, через покосившиеся кресты и холмики буквально перелетали…
— Хренушки они нас догонят! — звонко оповестил Моня, пузом плюхаясь на чью-то неприметную могилку и лихорадочно разгребая сухую глину в основании креста. — Все за мной, под землёй не достанут!
Шлёма кинулся на подмогу, вдвоём они успешно на что-то нажали, и секретный запор открыл
