Книга Главный врач - Тихон Антонович Пантюшенко

быть, в жизни своей не видела лошади в упряжке. У ее отца — «Волга». Она сама рассказывала, что еще на втором курсе получила водительские права и не раз садилась за руль.

— Ты знаешь, что такое хомут? — спросила Наталья.

— Хомут? — переспросила Лина. — Ну это что-то такое… Говорят же: надеть на себя хомут.

Наталья покачала головой.

Собрались, вышли во двор. Наталья попросила Макарыча (так звали конюха), чтобы запряг лошадь. Когда Макарыч вывел лошадь из конюшни и стал надевать на нее хомут, она сказала Лине:

— Вот это называется хомутом, а эти петли — гужами. Отсюда — «гужевой транспорт». Поняла?

— Поняла, — засмеялась теперь и Лина.

— Что поняла-то?

— Что человечество идет вперед и начисто забывает то, с чего все начиналось. Не все, конечно, человечество, а его отдельные представители.

Приехали в Петришково, когда на месте были Федор Тарасович и акушерка Завойкова.

Лещинский встретил приезжих настороженно. Сказал, что Лариса ведет прием, а сам он к их услугам. Приезд врачей на ФАП пусть не прямо, но каким-то образом был, конечно, связан с его жалобой. Наталья попыталась снять напряжение:

— Федор Тарасович, у нас новый врач. Знакомьтесь: акушер-гинеколог Ангелина Степановна Мезенцева. Вот ввожу ее в курс дела.

— Вводите, — хмуро обронил Лещинский.

— Что это вы не в духе?

— У меня уже были главный врач района и его заместительница. Они все проверили.

Не получалось так, как было задумано, как хотела Наталья — чтобы по-доброму. Чувствительная, однако, натура у заведующего ФАПом. Ну да пусть злится. Пусть даже пишет новую жалобу.

— Проверили, говорите? А у меня вот есть сомнения. С чего это вдруг с приездом помощницы дела у вас пошли хуже, чем прежде? Что-то тут не так.

— Проверяйте…

Все, как и думала Наталья, оказалось проще простого: увеличилась численность не больных, а впервые выявленных хронических заболеваний. Чтобы уличить Ларису в недобросовестности, Лещинский не побоялся ухудшения общих показателей.

— Федор Тарасович, — обратилась к нему Титова, — чем вы объясните, что у вас по отчету одно, а в действительности другое?

— Не может быть, — не согласился Лещинский.

— Проверьте, пожалуйста, сами. Я выписала на отдельный лист фамилии всех женщин, у которых заболевание вы выявили впервые. Найдите хоть одну фамилию, которую вы записали бы раньше.

Лещинский надел очки и принялся сверять список, составленный Титовой, со своим журналом.

— Ну как? — спросила Титова Лещинского после того, как он снял очки и закрыл журнал.

— Ошибка вышла.

— А вы знаете, как это сейчас называется?

Лещинский молча посапывал, ожидая, что скажет Титова. Она выждала некоторое время и сама ответила:

— Искажением отчетности. Будем считать, что это вы сделали неумышленно. Но в своей жалобе на Завойкову вы должны снять свое обвинение в ее недобросовестности. И письменно это напишите сейчас.

— Но Иван Валерьянович проверял.

— Не будем сейчас ссылаться на Ивана Валерьяновича. Вы его, как видите, подвели.

— А если я не напишу?

— Что не напишете?

— Что вы сказали.

— Об ошибочном обвинении Завойковой?

— Да.

— Ну тогда, — растянула Титова, — придется привлекать вас к ответственности по закону. Вы знаете, как сейчас строго спрашивают за приписки?

— Так я ж ничего не приписал.

— Искажение отчетности — это та же приписка.

У Лещинского на лбу выступили капельки пота. Он достал ученическую тетрадку и приготовился вырвать из нее лист бумаги. Титова положила руку на тетрадку и сказала:

— Вы знаете, о чем я подумала. Давайте проверим и остальную часть вашей жалобы.

— Вы что, не верите мне?

— Этого я не утверждала, но проверить надо. Согласитесь, если бы о вас такое написали, что бы вы сказали? Возмутились бы и потребовали проверки. А почему Завойкова не может потребовать?

— Вы, значит, все-таки мне не верите. А у меня стаж уже тридцать лет.

— Опять мы начинаем переливать из пустого в порожнее.

— А как вы это проверите?

— Спросим соседей, как ведет себя Завойкова. Съездим в воинскую часть, там поинтересуемся.

— И вам там сразу все выложат на тарелочку?

— Поговорим с заместителем командира по политчасти. Навета на честных офицеров он не допустит.

— Я написал то, что видел.

— Ну что ж, проверим. Но, Федор Тарасович, хочу вас предупредить. Если ваша писанина и на этот раз окажется клеветой, подам на вас в суд. И сраму тогда не оберетесь. Все люди будут сторониться вас.

— Проверяйте, — со злостью ответил Лещинский.

Титова с Мезенцевой зашли в кабинет, в котором вела прием женщин Завойкова. По ее заплаканным глазам видно было, что она слышала этот неприятный для нее разговор. Сделав над собою усилие, Лариса поспешно вытерла платочком глаза и первая поздоровалась с Титовой и Мезенцевой.

— Чем мы так расстроились? — поинтересовалась Наталья. Сделав вид, что не понимает истинной причины огорчения Завойковой, спросила: — Не все получается? Так это дело наживное.

— Да ничего. Все вроде бы в порядке, — начала успокаиваться Лариса.

Посмотрели вместе несколько ожидавших приема женщин. Убедились, что Завойкова грамотная акушерка. Идти к соседям и расспрашивать их, как ведет себя Лариса, Титова считала просто недопустимым. И если она сказала об этом фельдшеру, то лишь с единственной целью — попытаться его урезонить, заставить признать свою неправоту. Собирались было подводить черту (да и день уже клонился к вечеру), как в дверь комнаты акушерки постучали. На пороге появился лейтенант в полевой форме.

— Разрешите!

— Пожалуйста, — ответила Наталья.

— Здравия желаю, — козырнул военный и представился: — лейтенант Силич Сергей.

— Здравствуйте, товарищ лейтенант. С чем пожаловали?

— Я узнал, что здесь комиссия врачей.

— Да никакая мы не комиссия. Я главный врач Поречской участковой больницы Титова Наталья Николаевна, а вместе со мною акушер-гинеколог Мезенцева Ангелина Степановна. Как водится, новых врачей знакомят с их местом работы, вот мы и приехали, чтоб познакомиться с работниками пункта, с их работой. Узнать, чем им можно помочь. Вот и все.

— Ну, может, и так. Разрешите сесть?

— Пожалуйста.

— Лариса, — повернулся лейтенант к Завойковой. — Я прошу тебя выйти. Мне нужно поговорить с доктором.

Завойкова молча вышла из комнаты.

— Здесь до вас была одна комиссия: главврач района и его помощница. Так? Я не знаю, как насчет работы, а что касается поведения Ларисы, то такое нагородили. Лариса моя невеста, и лучше меня ее никто не знает. Это очень хорошая девушка. Так? Ну как я могу спокойно относиться, когда вижу ее всегда в слезах. Я приехал зачем? Чтоб разобрались. Я спрашиваю Ларису: в чем дело? Она отвечает, что ее заведующий против. Он кто ей? Отец? Родственник? Так какое он имеет право вмешиваться в ее личную жизнь? Так?

— А почему заведующий пунктом против того, чтобы