Книга Темное эхо - Ф. Дж. Коттэм

Остается все же открытым вопрос с девушкой из Ормскирка.

Я пошла купаться. Вода в бассейне оказалась освежающе прохладной на фоне дневного пекла. Еще весна не кончилась, но нас уже накрыла летняя жара Я сделала пять кругов. Наплававшись, я замерла на спине с закрытыми против ослепительного солнца глазами, пока вода плескала вокруг моей головы, заставляя волосы извиваться подобно водорослям. Надеюсь, что пропавшие девушки все-таки пребывают в безопасности. Надеюсь, что тот полицейский решил просто преувеличить, чтобы своими сенсационными откровениями впечатлить Веру. Хотя и сомневаюсь в этом.

После бассейна мы устроили себе променад вдоль пристани. Меня всегда изумляло число мужчин-инвалидов, которые появляются на улице в хорошую погоду. Почти через десять лет после войны ее жертвы, перенесшие ампутации, до сих пор живут среди нас в нищете и убогости — на той земле, которая пообещала к их возвращению стать страной, где каждому герою уготовлено почетное место. Я остановилась, чтобы бросить полкроны в одну из мисок для пожертвований. На шее этого человека висел плакат, объяснявший, что он ослеп от газовой атаки. Верхнюю половину лица закутывала повязка, скрывавшая уродливые шрамы на месте глаз. Это был настоящий фронтовик, без обмана. Кое-какие мерзавцы попрошайничают, прикидываясь инвалидами, но, нагнувшись, чтобы положить монетку, я собственными ушами услышала, как хрипят и клекочут его сожженные легкие. Мои полкроны присоединились к позеленевшему трехпенсовику. Я замерла на секунду, затем достала из кошелька гинею, вложила золотой кружочек ему в ладонь, а он благословил меня за подаяние и потом вскинул ладонь, отдавая честь.

— Он все спустит на выпивку, — заявила Вера Чедвик. Похоже, общение с полицейским сделало ее очень уж черствой, лишив той сострадательности, которая-то и привлекала меня в ней в первую очередь.

— Надеюсь, что так, — сказала я. А Хелен Сайкс расхохоталась. — И еще надеюсь, что он найдет себе на ночь счастливое забвение за мой счет, — добавила я. — Нам бы следовало склонить голову перед храбростью и самоотверженностью таких людей, как он.

— Я так и думала, что ты фенианка, — заметила Вера.

Но я не стала ей отвечать. Возможно, она обсуждала меня со своим инспектором, однако я не хотела ввязываться в неприятности, могущие поставить отца в неловкое положение. Политика окончательно покинула мое сердце со смертью Мика Коллинза, хотя, если быть откровенной, я и до его гибели уже начинала испытывать к ней отвращение из-за бессмысленных убийств гражданской войны.

В конце пристани давали кукольное представление, где главными персонажами были Панч и Джуди. Вот пример курортного развлечения, к которому я всегда питала неприязнь. Насилие над женщиной со стороны мужчины, пусть и карикатурное, не может, как мне кажется, быть предметом юмора. Нет ничего смешного в Панче, который колошматит сварливую супругу. Эта комедия дошла до нас из более варварских времен, но все равно она жестокая и грубая. Панч избивает Джуди, потому что та уродлива. Я следила за его выходками, чувствуя угрызения совести за свои недавние мысли по поводу малосимпатичных девушек.

По соседству располагалась сцена, где выступал Пьеро. Чуть подальше — духовой оркестрик, чьи музыканты обливались потом в униформе из плотной саржи, выдувая звуки из начищенных инструментов. В их числе я заметила пару совсем молоденьких парнишек, не старше четырнадцати-пятнадцати лет. Во время перерыва Вера Чедвик купила сладкого льда для самых юных музыкантов оркестра и поздравила их с музыкальными успехами. Я вновь испытала к ней прилив нежности, когда моя подруга вернулась со счастливой улыбкой, но полная задумчивости.

Затем мы сходили попить коктейлей в гостиницу „Принц Уэльский“. Наши одеяния не годились для ресторана, поэтому мы заняли столик в баре, где подавали также сэндвичи и фрукты. Купание и долгая прогулка на солнце заставили нас проголодаться, а я хоть и умею сохранять ясность мысли за выпивкой, после двух розовых джинов почувствовала легкое головокружение.

— Балласт! Вот что тебе нужно, подруга, — заявила Хелен Сайкс и заказала фисташек с присоленными крекерами.

Упоминание балласта отозвалось неприятным чувством, и через секунду я поняла почему. Вещи, связанные с мореходством заставили вспомнить про отцовскую верфь и ту спешку, с которой он пытался отремонтировать шхуну Сполдинга. Сейчас установленный срок казался как никогда коротким и невозможным. Вчера двое рабочих получили серьезные травмы на борту „Темного эха“. Они покрывали трюм каким-то защитным лаком, которым не следует пользоваться в замкнутых пространствах, поэтому работу вели при открытом люке, но тот почему-то захлопнулся да еще заклинился при этом. К тому же жара еще больше усугубила токсическое действие этой краски. Отец сказал, что на палубе было под девяносто градусов,[8]а в запертом трюме, конечно же, царило и вовсе настоящее пекло. У одного рабочего кожа пошла пузырями, а его напарник, которому досталось еще больше, до сих пор лежит без сознания в ливерпульском госпитале, и врачи не надеются на его выздоровление.

Хелен с Верой попытались было высмеять меня за те деньги, что я дала герою фронтовику. Они хихикали и спрашивали, не привел ли мой импульсивный позыв к полному опустошению кошелька, смогу ли я уплатить свою долю, когда принесут чек, и готова ли я поработать судомойкой в гостиничной поварской. На меня, однако, нашло мрачное настроение, которое отказывалось рассеиваться.

Вчера Томми Риммер рассказал мне, что его новый партнер по гольфу — другими словами, Гарри Сполдинг — был настоящим военным героем. Судя по всему, он командовал неким необычным отрядом под названием „Иерихонская команда“. Им поручались особо опасные задания за линией фронта. Они проявили себя очень успешно и наводили на врага ужас. Не могу сказать, что сильно удивилась этой новости. Храбрость многолика. Она может быть благородной и бесшабашной, как, например, у Мика Коллинза. А еще она может быть функцией пещерной дикости. Кто решится отрицать, что и змея полна храбрости, когда сражается с мангустой не на жизнь, а на смерть? Сполдинг был душегубом. Это знание я ношу в своем сердце с той самой ночи, когда потребовался пистолет Боланда, чтобы не дать ему меня изнасиловать. Он бы не остановился только на этом. Вечер в гостинице стал бы моим последним. Как, должно быть, он обожает войну и ту кровавую баню, которой она позволила ему насладиться всласть».

«10 июня 1921 г.

Утром позвонила Вера Чедвик и рассказала, что пропала девушка с одной из ферм в Берскафе. Сегодня в „Палас-отеле“ городской бал. Мне не хочется идти из-за намеков, что смерть облюбовала тот район. Вера говорит, что полицейский кавалер предупредил ее по секрету, будто ни одна тамошняя жительница не находится в безопасности. „Если три, значит, пять“, — сказал он. Этот детектив — опытный охотник за убийцами, так что к его мнению следует прислушаться. Три, значит, пять. Его теория гласит, что если полиции известно про трех, то очень вероятно, что должны иметься еще как минимум две жертвы, о чьем исчезновении не сообщалось.