Книга Дикая девочка. Записки Неда Джайлса, 1932 - Джим Фергюс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девочка в пещере обустроила все для привала, в том числе спальное место из соснового лапника, покрытого травой, а сверху одеялами и оленьими шкурами. Горел огонь, жарилось мясо, рядом в оловянном котелке булькали бобы и еще что-то, напоминавшее пюре из зерен кукурузы. На стальном противне подогревались только что испеченные тортильи. Был у нее даже оловянный кофейник.
– Где ты все это раздобыла? – спросил я.
– Мы здесь прячем провизию, – ответила она.
Тут я понял, что это то самое место, которое я видел с воздуха, когда летал с Кингом, и задумался, нет ли среди припасов того, что было с собой у отряда полковника Каррильо.
– Ты убивала тех людей? – с нова задал я ей вопрос и сам удивился, почему это так для меня важно.
Неужели я пытаюсь приобщить к цивилизации девочку, которая не видит ничего дурного в том, чтобы зарезать врага? Неужели мне нужно, чтобы она заверила меня, что теперь на такое неспособна, она, эта стройная свирепая девочка-воин, хотя совершенно очевидно, что это не так? И в конце концов, какая разница? Элегантный, прекрасно образованный полковник Каррильо, в своем подогнанном по фигуре мундире и с напомаженными волосами при первой же возможности не задумываясь убил бы ее и снял скальп, чтобы получить награду. Мой собственный народ, как и мексиканцы, веками резал индейцев. Сколько апачских малышей зарезали наши солдаты? И почему преступлением считаются только зверства со стороны побежденных, а те, что творят победители, оправдывают необходимостью или, еще хуже, исполнением Господней воли? И в чем, в конце концов, разница между цивилизованным человеком и дикарем?
– Это был набег Индио Хуана, – повторила девочка. Повторила не оправдываясь, а просто констатируя факт.
– Ладно, – сказал я.
Мы поели, усевшись на пороге пещеры, смотря на долину и синебрюхие грозовые тучи на горизонте, из которых уже вываливались серые завесы дождя. Раскаты грома становились все ближе, и похоже было, что бурчит в животе у самой земли. Меня охватило странное чувство, будто мы с ней – последние жители земли, что все остальные мертвыми лежат на той тропе и их поедают стервятники, а мы единственные уцелели – последние и в то же время первые люди, Адам и Ева в Райском саду, индейская девочка и белый парень. Здесь мы и останемся, и дадим начало новой человеческой расе. На этот раз у нас получится лучше.
Но потом явится некто с намерением отобрать у нас наши бедные пожитки, наш дом, и нам придется защищать все это и самих себя, придется убивать или быть убитыми, и вновь вернутся войны. Что сталось с «первыми» людьми, что жили здесь тысячелетия назад? Как-то раз я спросил об этом Маргарет. Она сказала, что ученые точно не знают, но есть признаки, что по какой-то причине их экономическое и общественное устройство было разрушено, возможно, в результате какого-то климатического сдвига или иного события, и они вернулись в хаос, одичали и в конце концов вымерли. Однако вполне возможно, что в их земли вторглась какая-то более могущественная раса, и всех истребили, а те, кто остался, были ассимилированы захватчиками.
Небо почернело, на нас обрушился дождь с громом и молниями. Мы забрались поглубже в пещеру и вдвоем улеглись на наше примитивное ложе. Я снял одежду с девочки, разделся сам, укрыл нас одеялом, обнял ее и притянул к себе, глубоко вдыхая ее запах, запах гор, дождя и чистого, грозового озона. Нам было сухо и тепло, мы надежно спрятались от бушевавшего снаружи потопа. Каждые несколько секунд пещеру освещали вспышки молний.
Торопиться нам было некуда, и мы медленно изучали друг друга, порой застенчиво, чаще с нарастающим желанием. Не знаю, целовали ли ее раньше как женщину, но она, кажется, даже не подозревала, как это делается. Может быть, именно так это и начинается, так и рождаются новые расы – двое несмышленышей трогают друг друга, трогают руками и губами, заново учатся любить, не вспоминая о вчерашней бойне и не думая о завтрашнем дне.
Так мы пролежали всю ночь. Мы засыпали и снова просыпались, любили другу друга и опять засыпали, не размыкая объятий. Говорили мы мало, говорили на нашем собственном языке – с меси апачского, испанского и английского, на нашем собственном языке, которого никто другой не смог бы понять.
Мы поднялись на рассвете и снова купались в горячем источнике, потом разожгли небольшой костер и подогрели на нем остатки вчерашней еды. Мы не говорили об этом, потому что оба знали, что сегодня нам придется вернуться в поселок. Прошлая ночь существовала в совершенно ином, сверхъестественном пространстве, сотканном из любви и желания, в пространстве, где не существовало ничего, кроме любви. Хотел бы я, чтобы мы могли прожить всю нашу жизнь за ту ночь, ну, пусть чуть дольше. Но в реальном мире я очень тревожился за Маргарет. И ни один из нас ни при каких обстоятельствах не мог вот так просто отказаться от своей расы. По крайней мере, пока не мог. В утреннем свете все становится гораздо сложнее; у нас есть друзья и родственники и обязанность о них заботиться. За нами стоят армии, готовые двинуться друг против друга, и, поскольку мы не в состоянии предотвратить это, мы не можем не обращать на это внимания.
Мы упаковали на дорогу немного еды, спрятали кухонную утварь и остатки припасов – с ушеные бобы, кукурузу, вяленое мясо, муку и кофе в нишу в самом дальнем углу пещеры и как следует укрыли камнями, чтобы не откопали дикие звери. Если не знать, что все это там спрятано, ни за что не найдешь. Возможно, мы вернемся сюда, когда все закончится, или кто-то другой, кто знает, где искать, остановится тут на ночлег, откроет тайник и поблагодарит тех, кто его устроил, а потом, может быть, и пополнит запас. Девочка рассказала мне, что Люди именно так и поступают.
Через несколько минут мы уже сидели в