Книга Записки студента-медика. Ночь вареной кукурузы - Дмитрий Правдин

– О, как! А надо было дать твоему поганому братцу мне челюсть сломать?! – заиграл желваками Твердов, примеряясь, куда лучше ударить: по острому кадыку, выпирающему на толщину пальца из толстой шеи Вити, или сразу рубануть ему ногой в пах?

– Чего? – опешил Витя. – Че ты ща сказал? Чей это брат поганый?

– Твой, разумеется. Твой же брат на меня попер сходу, а, заметь, не я на него.

– И че? Он брат мой, понял?

– А я чей-то сын, так что ж, меня теперь можно просто так взять и толпой отоварить?

– Он мой брат, – тряхнул каплевидной головой Витя и окончательно растерял весь боевой дух. Этот мальчишка прав, как ни крути.

– Если у тебя все, тогда я пошел дальше, – индифферентным голосом сообщил Твердов и, демонстративно отвернувшись от собеседника, неспешно отправился дальше к своему общежитию.

– Э, – уже не совсем уверенным голосом замычал ему вслед Витя, – стой! Стоять! Кому говорю, стоять!

Но Твердов продолжал движение, непринуждённо насвистывая мотив известной детской песенки «Если с другом вышел в путь». Витя, как слон, потоптался на месте, еще раз громко ругнулся вслух матом, поскреб пятерней в сюрреалистичной своей башке и, сплюнув на заваленную желтыми листьями землю, вразвалочку потопал к себе домой.

Услыхав, что Витя развернул в противоположную сторону, «Председатель» расслабился. Сразу в ногах появилась предательская дрожь, а коленки слегка подкосились. Пришлось присесть на чью-то ближайшую лавочку у калитки и перевести дух. Между лопаток у Твердова образовался липкий ручеек. Да, наглость иногда города берет и останавливает таких вот бычар, как Витя Ковалев. Страшно даже представить себе, что бы произошло, если бы кузнец все же ринулся на него.

– Доброго здоровьичка, – послышался знакомый голос и из калитки, скрипнув давно не смазанными петлями, вышел на улицу Анисимов Сергей собственной персоной. Оказывается, Твердов опустился на его лавочку.

Сосед выглядел посвежевшим, но все таким же неухоженным и одетым в свое обычное тряпье. Правда, в чистое. Он прищурился и отошел немного вправо, ближе к сидящему «Председателю». Солнечные лучи, выбившись из-за росшего на другой стороне уже сбросившего с себя листву тополя, резанули Серегу по глазам.

– Привет, – нехотя пожал протянутую руку бывшему приятелю «Председатель», – давненько тебя не видел.

– Уж больше недели, – кивнул Серега и достал из внутреннего кармана своего мятого пиджака затертую пачку ленинградской «Стрелы» и вкусно закурил, делая глубокие затяжки, и присел рядом.

– Тихо как, хорошо, – нарушил неловкую паузу Александр, – даже слышно как листья с деревьев падают. Говорят, если в момент падения листика загадать желание, то оно непременно сбудется.

– Загадай, – Анисимов выпустил струю табачного дыма и покосился на собеседника, – чтоб Витя Ковалев больше тебя не искал. Ведь это же он за тобой сейчас гнался? Или я ошибаюсь?

– Не ошибаешься, – Твердов повернул голову в сторону Сереги, – а с чего вдруг такая забота?

– А ты знаешь, Саня, несмотря ни на что, я по-настоящему благодарен тебе. Правда, правда. Не косись так.

– Как?

– С недоверием. Да, ты спал с моей женой. Этого факта я тебе вряд ли когда прощу. Хотя прекрасно понимаю, что не твоя в том вина. Что Ольга сама к тебе на шею прыгала. Умом понимаю, но вот здесь, – он несколько раз стукнул себя во впалую грудь в проекции сердца, – остался рубец на всю оставшуюся жизнь.

– Так в чем тогда твоя благодарность? – вздохнул Твердов, чувствуя, что испытывает что-то наподобие жалости к этому человеку.

– А ты не догадываешься? – Серега докурил сигарету и, бросив окурок на землю, тщательно растер его носком старого кеда. – Если бы не ты, то сидеть мне сейчас в тюряге, Ольге лежать в могиле, причем без головы. А дети бы ютились в детском доме. Уж поверь, я бы из тюрьмы уже никогда не вышел. Я слабый, тюрьма таких хлипких людишек окончательно ломает и убивает. Я знаю, – Серега опустил голову и, закрыв лицо руками, неожиданно затрясся всем телом. Александр с удивлением посмотрел на него и понял, что тот плачет. Причем не просто плачет, а рыдает навзрыд.

– Серега, ну… ну, хватит, все же хорошо закончилось, – Твердов растеряно оглянулся по сторонам. Утешать плачущих мужиков ему еще не доводилось. Не хотелось бы, чтоб кто-нибудь застал его за этим занятием. – Возьми себя в руки, – он не сильно похлопал его по спине.

Серега еще несколько раз вздрогнул и затих. Немного погодя, он выпрямился, оторвал от головы руки. Все его лицо оказалось красным и мокрым от слез. Он рукавом пиджака попытался вытереть сырость, но Твердов протянул свой носовой платок.

– Возьми, он чистый.

– Спасибо, – сквозь затихающие всхлипы поблагодарил Серега. – Извини, не сдержался. Как представлю, какая трагедия могла произойти в тот день, так жить не хочется. Веришь, нет?

– Верю, Ты же пьяный тогда был, все водка виновата.

– Нет, не водка, а глотка. Знаешь, что Чехов про водку сказал? «Водка бела, но красит нос и чернит репутацию!». Лучше, чем Антон Павлович выразился и не скажешь.

– Так не бухай больше. Чего бухаешь-то? Устройся на работу или займись каким делом. У тебя же вон сколько детей.

– Ты меня за советскую власть не агитируй, – Серега вытер слезы и протянул платок назад Твердову, тот знаками показал, чтоб оставил его себе. – Все понимаю, но вот духом я слишком слабый. Был. Теперь, после того случая твердо решил больше не пить. Уже вторую неделю не пью. И знаешь, – тут Серёга улыбнулся и, приблизившись к Александру поближе, перешел на шепот, – меня Ольга снова к себе стала подпускать. Ну, понимаешь, мы опять с ней как муж и жена живем.

– Поздравляю, – сухо произнёс Твердов, и подумал, что теперь жена его Ольга, наконец-то, оставит его, Твердова, в покое. – Серега, вот ты, как историк и краевед местный, можешь мне ответить на пару вопросов? – Внезапно попытался перевести тему их разговора в другое русло «Председатель». В роли свободных ушей, куда можно будет излить наболевшее, он себя ну никак не видел.

– Да, а что, конкретно тебя интересует?

– Правда, говорят, что в годы НЭПа у вас в деревне было целых пять магазинов и мельница?

– Не пять, а шесть. И мельница была, ею мой прадед и дед владели. А зачем тебе?

– Ну, как? Это же история. А я всегда любил историю. Расскажи, что тут творилось раньше?

– Это ты правильно сделал, что именно ко мне обратился, – расцвел Серега. – Пожалуй, лучше меня никто тебе о прошлом нашей деревни не расскажет. Ну, кроме трех-четырех стариков, но и те уже плохо чего помнят. А я как-никак в свое время в областном архиве почти полгода копался. Документы видел! – он с важным видом приподнял вверх указательный палец на правой руке.

– У нас в Петровке даже шорная мастерская имелась. В нее со всей округи мужики съезжались. Ты знаешь, кто такие шорники? Чем они занимались?