Книга Не самые хорошие соседи - Маттиас Эдвардссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Клянусь, я ничего не сделал, — говорит Фабиан.
Жаклин взмахивает руками:
— Я не понимала, куда мне деваться. Я просто хотела защитить своего ребенка. Все, что я делала, было ради него.
В ее светлых глазах мелькает беспомощность, и ярость капля за каплей оставляет меня. Чувства покидают тело, постепенно превращая его в мешок из кожи с костями внутри.
— Как ты могла разрешить ему сесть за руль? — В моем голосе слезы. — Ему всего пятнадцать.
Жаклин запускает пальцы в волосы, и они падают на ее узкие плечи.
— Никогда себе этого не прощу.
— Это была не мамина идея, — говорит Фабиан. — Как водить, мне показал Ула. Мама не хотела, но он считал, что глупо не разрешать.
Его руки постоянно двигаются.
— Простите, простите, — бормочет он. — Туда я больше не хочу. Лучше умереть!
Он бьет себя кулаками по бедрам и тяжело дышит.
— Прекрати, Фабиан! — Жаклин пытается удержать его руки.
— Мама, я не хочу! Я не хочу!
— Фабиан, пожалуйста…
Жаклин крепко держит его за руки, и Фабиан в конце концов обмякает. Медленно расслабляется мускул за мускулом, и Жаклин отпускает его руки. Они вдвоем так и стоят сцепившись, потные, как борцы после тяжелого раунда.
Подо мной разверзается земля. И открывается бездна, и я лечу в эту воронку вниз головой.
Бывает так, что винить некого.
Жизнь ломается, люди исчезают. Прежнего уже не вернуть, и никто не знает почему.
Я продолжаю падать.
После катастрофы
Зима 2017 года
У маклера «Порше-911 Каррера». Мне не нравится его взгляд. Он из тех, кто любит себя чуть больше, чем надо. Похож на солиста диско-группы, походка как у футболиста.
Я прячусь, натягивая на глаза капюшон, а он возится с оранжевой вывеской «Продается». И при этом держит меня в поле зрения.
Потом идет по общему двору и насвистывает.
— Послушай, парень… — говорит он, двигаясь прямиком на меня.
Но я не отвечаю и вообще не смотрю в его сторону.
— Ты же здесь живешь, да? Ты из пятнадцатого дома?
— Мм… — бормочу я.
У него неестественный загар. Выглядит по-идиотски.
— У нас в воскресенье показ. Буду вам очень признателен, если в это время вы посидите дома и не будете выходить в общий двор. Некоторые покупатели обращают излишнее внимание на соседей. — Улыбка на его лице проросла навечно. Он продолжает улыбаться, хотя по взгляду ясно, что больше всего ему хочется, чтобы я сдох.
Нащупываю отвертку в кармане куртки. Не знаю, сколько стоит покрасить «порше», но он наверняка выложит не меньше, чем Ула за свой «мерс».
— Хорошего вечера! — произносит маклер.
Прежде чем сесть в машину, он поднимает руку и машет в сторону четырнадцатого дома. Там, притаившись за цветочными горшками, стоит Ула и машет маклеру в ответ.
Какое-то время я жалел, что Улу не покалечили те грабители. Он этого заслуживает. Но в итоге все так или иначе встало на свои места. Ула съезжает, и я уверен, что больше он нас доставать не будет. Мне надо было с самого начала рассчитывать только на себя.
Нельзя надеяться на судьбу, карму или Бога. Хочешь что-то изменить — позаботься об этом сам.
Как было с Хугином и Мунином.
После несчастного случая с котами Ула быстро сообразил, что с Горластой улицы лучше уехать.
Маклер смахивает с плеча невидимую соринку и садится в машину. На клумбе недалеко от вывески «Продается» стоит маленький деревянный крест с золотой выгравированной табличкой. Там навечно упокоились Хугин и Мунин.
Девяносто девять дней. Ровно столько дней мама не пьет. Она обещает, что так будет всегда, но я не сильно в это верю. Люди часто обещают то, что не могут выполнить. Что делать, приходится выживать. Пообещать и обмануть.
Мама врет часто, но неумело. Она врала, что на нас заявила Бьянка. А я знаю, что в социалку она позвонила сама. Я не дурак. Но мне кажется, ее можно простить. И когда-нибудь я прощу ее за то, что она отправила меня в ту страшную тюрьму.
Через семь месяцев и две недели я пойду на курсы вождения. Но на Калифорнию мне теперь плевать. Что мне там делать? США — дерьмовая страна: насилие, оружие, бедность и гадость. А мой так называемый отец просто долбаный лузер.
«БМВ» у меня уже есть. Почти все расходы покрыла страховка, недавно нам вернули машину после ремонта. Я мою ее, губка пенится в моей руке, и капли падают на штаны.
Перед окном на кухне стоит на деревянной стремянке мама. Распыляет чистящее средство, и скребок скрипит по стеклу. Грязь стекает вниз, а мама напевает знакомую мне мелодию. Тысячу лет я не слышал, как она поет.
Когда из своего двора выходит Микки, он меня сперва не замечает. Останавливается и смотрит на маму, которая, вытянувшись во весь рост, медленными движениями моет окно. Его взгляд не вызывает сомнений.
— Привет! — говорю я и размахиваю губкой так, что брызги летят во все стороны.
Микки удивленно вздрагивает и машет мне в ответ рукой. Потом скрывается у себя в гараже.
Мне нужно терпение. Прошло всего несколько месяцев после смерти Бьянки. Если я дам ему еще немного времени, все будет хорошо.
Во всяком случае, съезжать отсюда они не собираются. И мы тоже. Мама передумала и сообщила маклеру, что решила подождать.
Весной Микки снова вернется в школу. Директор утверждает, что в последнее время я веду себя на удивление хорошо. Надо не перестараться, а то меня лишат наставника. Если верить во всякую хрень, например в судьбу, то можно сказать, что это она позаботилась, чтобы именно Микки переехал в дом Бенгта.
Микки хороший. Мне он нравится.
Не то чтобы я ему доверяю. Я никому не верю. Но мне кажется, что Микки нам подходит. Маме и мне.
Будущее выглядит довольно светлым. У меня есть мечта, то, за что можно держаться, и на этот раз я ее из рук не выпущу.
Я долго думал, что смогу опереться на Бенгта. Он был не такой, как другие, относился ко мне иначе, чем остальные, и видел во мне человека.
Но даже Бенгт меня недооценил. Он не понял, что я замечаю то, чего не видят другие. Несколько раз я наблюдал за ними, когда они думали, что рядом никого нет. Мама и Бенгт целовались, обнимались и лапали друг друга. Каждый миллиметр моего тела просто пел. Мама и Бенгт. Может, у меня наконец появится настоящая семья и папа. Но когда я сказал Бенгту, что видел их вместе, он превратился в тень, в пустую оболочку самого себя. В ответ на мой вопрос, можем ли мы с мамой теперь переехать к нему, он рассмеялся: «Ну и фантазии у тебя, малыш».