Книга Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека - Александр Рыбин

21 августа. Всю ночь и утро идет мелкий, противный дождь. Парусник идет под машиной, так как паруса пришлось укутать, чтобы они не намокли.

22 августа. Появилась надежда, что мы не совсем отсыреем: после обеда решили сыграть аврал. Реи брасопили на фордевинд, и что же? Вместе с ветром ушла и надежда, что разгонимся до деся ти-двенадцати миль в час; ползем еле-еле, опять на одном движке…

26 августа. Бросили якорь на рейде, на берегу раскинулась панорама южнокорейского города Пусан. Перед прибытием в порт приписки, в родной город Владивосток, у нас есть возможность чуть-чуть пере дохнуть и насладиться красотой и величественностью второго по величине города Республики Кореи, который не без гордости носит название «морской столицы» страны.

Несмотря ни на что, учебные вахты у курсантов идут своим чередом: одни учатся определять координаты судна по заданным ориентирам и по кар там; другие штудируют МППСС — преподаватели, не делая никому скидку, продолжают принимать зачеты на знания о сочетании огней и сиг налов, которые могут подавать суда; третьи сдают контрольные по навигации. И главный бонус тем, кто не имеет хвостов, — это экскурсия по городу и знакомство с удивительной культурой корей ского народа.

И. Сечин, обозреватель ЦИО МГУ им. адм. Г. И. Невельского, с борта ПУС «Надежда»

30 августа, 23.40 по Владивостокскому времени

Мой дневник переполнен впечатлениями, но не видно еще развязки моего романа, всё так неочевидно… Я вижу, что мои главные герои любят друг друга, тянутся друг к другу, но… увы, я ничего не могу поделать. Потому что не всё пройдено и я еще сам не решил, что с ними должно произойти. Меня терзают сомнения, что делать? С одной стороны, они мне очень симпатичны и я к ним благоволю, но, с другой стороны, они такие разные… Пускай пока побудут вместе без меня. Я на время отложил финал.

P.S. Ловлю себя на мысли, что я как Господь то дарую им радость бытия и счастья, то оставляю один на один с проблемами. Я уже сам порядком устал, мне хочется побывать на их свадьбе в качестве… в качестве кого?

Я вышел на палубу. Мерзопакостная погода — дождик, ветер — по идее должна испортить мне настроение, а оно у меня на подъеме. Мне так надоели тропики, испепеляющая жара, что я готов весь свой отпуск провести где-нибудь на южном берегу Северного Ледовитого океана.

Еще неделя пути — и мы во Владике. И кажется мне, что эта неделя будет самой сложной: ведь впереди финал моего путешествия и финал моего романа…

Тревожная ночь

Тревоги дня не облегчает ночь.

А ночь, как день, томит меня тоской.

Уильям Шекспир

Ночью океан светился огнями, дальними и ближними, еле заметными затухающими и яркими, сочными. То там, то здесь возникали неясные тени маленьких и не очень маленьких островов. При полной луне издалека виднелась даже кипень прибоя.

Невольно Илье вспомнилась древняя легенда… Самурай Изанаги своим копьем ударил по колыхавшейся пучине. Несколько сотен капель скатилось с древка, образовав цепь островов. Эти острова называются Японией.

Илья, отодвинул ноутбук, посмотрел на часы: было без четверти три. Странно, Димка вечером не зашел к нему. Обычно он заглядывал на пять-десять минут, пили кофе. Какая-то необъяснимая тревога накатилась вдруг на него. Он улегся, полежал, потом вскочил. И еще минут пять вдоль и поперек померил шагами каюту. Наконец, решив, что утром, после развода, обязательно встретится с Серым, бросился в шконку и через минуту забылся тяжелым сном.

Потрепанный, побитый и изрезанный, но, как истинный русский моряк, непобежденный, — так можно было сказать о курсанте Сером, который еле стоял на полусогнутых у дверей каюты капитана. В голове у него так шумело, будто фантом шторма, бушевавшего когда-то в Аденском заливе, переселился к нему под черепную коробку. Более того, он не слышал практически ничего, только этот шторм, который накатывал, раз за разом волны боли и тошноты.

Внутреннее чутье правильно ему подсказывало, что ни в коем случае нельзя больше появляться у Ильи. Это было бы очень опасно. Конечно, гибельно для него было сейчас практически всё. И не только для него, но и для корреспондента, в это самое время тревожно ворочавшегося на матрасе у себя в каюте. Он, чудом ускользнувший от морской пучины и небытия, это прекрасно понимал. В данный момент только капитан мог его защитить; во всяком случае, ему очень хотелось на это надеяться. Прокравшись по верхней палубе, в тени палубных надстроек, он тихонько поскребся в дверь каюты капитана, при этом испуганно оглядываясь, не оказалось ли ненароком кого рядом.

Всё, что он поведал заспанному хозяину каюты, повергло многоопытного и почти не поддающегося стрессу капитана Синицына в состояние грогги — знакомое для него ощущение после кулачных боев в детстве. Когда-то он был записным драчуном, приходилось драться с приятелями стенка на стенку. И не всегда они побеждали. Но что касается духа, то его было не сломить. Тогда в мальчишечьих боях выковывался капитанский характер. Никогда не впадать в панику и держать удар. Капитан быстро пришел в себя. Он хладнокровно попытался проанализировать создавшуюся нештатную ситуацию. Итак…

На корабле, на вверенном ему паруснике, орудует банда мерзавцев, и он об этом узнал совершенно случайно. Такое с ним было впервые. Кто эти двое? А может и не двое, а больше. Лишь одного Серый довольно точно обрисовал, это был Николай из бригады охраны парусника во время прохождения через Аденский залив. Спортивный сорокапятилетний боец спецподразделения, улыбчивый «афганец», как мог он оказаться на судне после того, как покинул парусник в районе острова Шри-Ланка? Загадка. То, что второй нападавший начпрод совсем не факт. Серый был не уверен. Совсем не уверен. А вот факт, наличие в трюме смертельного груза… Сок им отгрузили в Суэце. «Сок»-то оказался с начинкой, со смертельной начинкой.

Капитан понимал одно: что бы ни произошло, ему надо при вести «Надежду» в родной порт, во Владивосток. Судно с командой должно дойти до цели во что бы то ни стало. Так его учили в морском университете, такое у него было жизненное кредо. Надо взять паузу. Главное — в дальнейшем не допустить оплошности. Он не мог рисковать ни пацанами-курсантами, ни экипажем. Необходимо найти верное решение. Теперь, когда на паруснике затаился враг, он пока не может доверять никому, даже тем, с кем проработал не один десяток лет и не раз прошел вокруг земного шарика. Не имеет права, когда за спиной столько душ.

Капитан готовил документы; он уже завизировал морскую декларацию о здоровье экипажа, теперь вот застрял на одном документе:

Оригинал данной судовой роли в единственном экземпляре находится на борту ПУС «Надежда».

Копия верна.

Штамп ФПС Россия КПП

06 11 094>