Книга Принцесса и Дракон - Литта Лински

– Эмили, я тоже хочу тебя кое о чем попросить,– несколько смущенно начал он. – Не думай, что знаки твоей привязанности не приятны мне. Совсем, напротив! Просто, пока ты испытываешь ко мне лишь дружеские чувства, постарайся не давать мне надежды на нечто большее. Раз уж ты запретила мне высказывать свою любовь, то, прошу, не подавай к тому лишнего повода.

– Чего еще я не должна себе позволять отныне? – девушка отошла на другой конец балкона, взглядом и голосом выражая высокомерную холодность, несколько наигранную, но все же дающую понять, что она обижена.

Бедного поклонника эта манера сразу же повергла в отчаяние.

– Забудь! – в голосе Дика слышалась раскаяние и досада на себя. – Веди себя как раньше… как хочешь! Я обещаю быть терпеливым.

– Смотри же, – Эмили сменила гнев на милость. – А теперь, мой верный рыцарь, пойдемте в дом. В пылу любовных признаний, вы не заметили, что дама вашего сердца совсем замерзла.

Глава пятьдесят первая.

Как бы ни желала того Эмильенна, и как бы ни старался Ричард, их отношения не могли оставаться неизменными. Теперь, когда девушка знала о чувствах, которые испытывает к ней Дик, она просто не могла держать себя с ним по-прежнему. В частности, она, несмотря на разрешение молодого человека, больше не позволяла себе никаких вольностей по отношению к нему. Отчасти потому, что вести себя так с влюбленным действительно не совсем прилично, отчасти же, чтобы помучить и наказать за запрет, хоть и сразу же отмененный. Оба молодых человека изо всех сил делали вид, что между ними все, как раньше, но при этом оба осознавали, что это не так.

В начале ноября в дом Стилби пришли два письма. Первое было от родителей Эмильенны. Послание Анри и Денизы де Ноалье было наполнено безграничной радостью и благодарностью. Оно было сумбурным, но каждая строчка дышала таким счастьем, что Кларисса перечитывала вслух письмо своей дорогой подруги пять вечеров подряд, при этом каждый раз глаза ее увлажнялись слезами от избытка эмоций.

Неделей позже пришло послание, которого никто не ждал – письмо из Парижа от дяди Этьена. Точнее даже два письма. Первое было адресовано миссис Стилби, в нем сообщалось, что Этьен и Агнесса де Лонтиньяк оба пребывают с добром здравии и вне опасности, насколько это возможно в такое тревожное время для жителей Парижа. Дядя, как и родители Эмили, выражал искреннюю и глубокую признательность миссис Стилби за то, что она приняла у себя девушку, которую они с женой считают своей дочерью.

Второе же письмо было в запечатанном виде вложено в конверт и предназначалось лично племяннице. « Дорогая Эмильенна! Я считаю необходимым поделиться с тобой некоторыми подробностями, которые по определенным причинам не могу доверить иным лицам до полного выяснения всех обстоятельств…»

Столь официальное и туманное начало настораживало и не сулило ничего особо хорошего.

«…Рассказав достойнейшей мадам Стилби (дядя, как истинный француз, не желал именовать англичан иначе как на французский манер) о нашем нынешнем положении, я был вынужден умолчать о том, кому мы этим положением обязаны…»

После этих строк сердце Эмильенны сделало пару резких скачков, а лицо залилось краской. Уж она-то знала, кому дядя с тетей обязаны свободой и безопасностью!

« Я должен поведать тебе об участии в нашей судьбе некоего молодого человека, который, по правде сказать, сначала показался мне отъявленным негодяем. Этот господин именуемый Арманом де Ламерти явился ко мне в тюрьму и заявил, что может ускорить рассмотрение моего дела и даже добиться оправдательного приговора на условиях передачи ему в собственность нашего парижского дома. Кроме того, он предложил мне должность управляющего в моем же доме! Представь себе мое возмущение. Однако, дитя мое, дядя твой никогда не позволял гордыне возобладать над разумом. И я, скрепя сердце, принял это предложение, показавшееся мне крайне оскорбительным, ибо лучше быть управителем в своем же доме, чем нищим, узником или, того хуже, лишиться головы. Итак, я согласился и после суда, который состоялся через несколько дней, обрел свободу и отправился домой. Каково же было мое изумление, когда я застал там свою дражайшую супругу, живую и невредимую. К вящему моему удивлению Агнесса поведала, что своим освобождением из комендатуры также обязана вышеупомянутому мсье де Ламерти. Если его участие в моем деле можно было объяснить элементарной корыстью, то услуга, оказанная Агнессе этим молодым человеком, причем абсолютно бескорыстно, была совершенно непонятна. Незнакомый человек, да еще и якобинец, состоящий в этих кошмарных реквизиционных комиссиях, вытаскивает нас обоих из тюрьмы. Мы не знали что и думать, а твоя тетя, хоть и относится ко всем республиканцам с глубочайшим презрением (надо сказать, вполне заслуженным), после возвращения под родной кров, приобрела привычку ежевечерне возносить Господу молитвы за нашего неожиданного и странного благодетеля. Я же, в силу более скептического склада ума, был склонен видеть в его действиях какой-то тайный умысел, недоступный нашему пониманию. Забыл упомянуть, что описанные события имели место в первой половине августа. В середине же прошлого месяца к нам явился человек довольно странного и даже подозрительного вида и передал письмо от этого самого Армана де Ламерти. В письме, к слову сказать, чрезвычайно кратком, сообщалось, что я являюсь полным хозяином нашего особняка в Марэ, и мое право собственности может быть подтверждено любым юристом, взявшим на себя труд изучить наш с ним договор. Далее, к чрезвычайному нашему изумлению, он написал о тебе! «Ваша племянница – Эмильенна де Ноалье – писал он – пребывает в полном здравии и благополучии и находится в настоящий момент на попечении Клариссы Стилби в Лондоне». Далее он сообщал нам адрес твоей благодетельницы (и без того известный твоей тетушке) и предлагал написать ответное письмо, которое будет, по возможности, доставлено в Лондон с нарочным, передавшим данное послание. Учитывая то, что в последние месяцы почтовое сообщение между нашими державами было практически прервано, мы не могли не воспользоваться неожиданной возможностью, хотя податель письма и выглядел весьма подозрительно. Кто знает, когда мы сможем послать о себе весточку и сможем ли вообще, а потому я тут же написал обстоятельное письмо к мадам Стилби и затем взялся за то, которое пишу тебе, любезная моя Эмильенна. Наверное ты, с присущим тебе умом и проницательностью, догадалась, что я хочу знать какое отношение имеет к тебе господин де Ламерти, что вас связывает и не вашему ли знакомству мы с твоей тетушкой обязаны странной благотворительностью с его стороны. Опять же, не знаю, сможем ли мы получить ответ на оба письма, но в любом случае, ты должна быть уверена в нашей глубочайшей любви. Твой дядя Этьен» .

Дочитав письмо до конца, Эмильенна пришла в полное замешательство. Первым ее чувством была ужасная злость на Ламерти, открывшего ее родным их знакомство и заронившего в их души вполне оправданные подозрения. Конечно, дядя ни в чем ее не упрекал, но мысль, что беспринципный якобинец оказывает услуги родне своей любовницы, не могла не посетить его. И как ей теперь оправдаться?! Что бы она ни написала в свое оправдание, нет уверенности, что ответ хотя бы дойдет до Парижа. Им-то письмо пришло почтой, а не с нарочным подозрительного вида.