Книга Неистребимый - Сергей Зайцев

Глаза Михкая чуть не вылезли из орбит, когда он сообразил, что та же самая жуткая участь ожидала и плоскодон, и его команду из трех палубников со знакомым лоханщиком, Уленгриком Белым, во главе. И двух пассажиров, чем-то не угодивших Вестнику, крупно не угодивших, если ради них маг решился в макор своих исконных врагов забраться, считай, со своей смертью играл, за чужой гоняючись… Страсть-то какая! Что же делать? Делать-то что? Мысли Михкая лихорадочно заметались в поисках выхода. Люди же погибнут!

Тут он ощутил, что ему снова стало трудно дышать, хотя теперь и не сдерживался. От мага по пристани растекалась дурная мощь, пропитывая воздух, вгрызаясь в дощатый настил, мощь била невидимыми волнами, проникала в тело противной знобящей дрожью. Чтоб твое сердце прогрузилось во Тьму, выругался Михкай на Вестника и тут же взмолился: пронеси, Свет Истинный, спаси и сохрани! А тем несчастным на корабле, видимо, уже не спастись. Так и сгинут, не ведая от чего… Вон уже та страсть почти возле самого плоскодона, вот-вот в корму вдарит, гибельно, беспощадно…

Уши уловили странный звук слева, будто терлось железо о железо. Михкай досадливо дернулся, не желая пропускать зрелища гибели «Висельника», но все-таки не утерпел и оглянулся, проверяя, что там еще за напасть. Сначала он не поверил своим глазам, а потом – потом возликовал! Прямо позади дал-рокта, в семи-восьми шуггах, выстроившись полукольцом, стоял полный клант нубесов. Хитиновые великаны застыли так, как только они одни и умеют, – сплошь изваяния, только скрещенные мечеруки, вздернутые выше головы в жесте боевой угрозы, друг о друга трутся – тот самый звук и есть. Как сумели так неслышно объявиться, когда – Михкай и проглядел, и прослушал. Но учуяли дал-рокта, своим острым чутьем учуяли, теперь не упустят, нарежут поганца на ремни…

Маг услышал чуть ли не раньше Михкая. Чарс – а у серолицых под седлом ходят только чарсы – с оглушающим ревом встал на дыбы, развернулся на задних ногах, кроша каменит пристани в мелкую щепу, и снова опустился, уже мордой к нубесам, продолжая изливать в рычание дикую, бешеную злобу на врагов. Всем известно: враг хозяину – такой же враг и его зверю.

Клант был явно отборным – из старых, опытных и поистине огромных воинов. Пешие, головой они равнялись с головой всадника, а их жуткие мечеруки, способные рвать сталь, как гнилую кожу, вытянулись не меньше чем на два шугга. Таких огромных Михкаю еще видеть не доводилось! Специально по душу дал-рокта, что ли, прибыли?

Михкай быстро глянул на озеро, с громадным облегчением убедился, что людям на «Висельнике» крупно повезло, так как отвлекся маг, упустил внимание – и сгинуло, растаяло черное заклятие, и повернул голову обратно, чтобы не пропустить самое интересное.

– Поединок! – еще громче своего чарса рыкнул дал-рокт.

– Выбирай, – ответил тот из нубесов, что стоял посередке, прямо перед Вестником. Оглушительный треск и щелканье, кои являлись у нубесов речью, ударили по ушам с такой силой, что Михкай аж присел.

– Ты! – ответил маг.

На этом разговор закончился. Столь старым врагам, как нубесы и дал-рокты, говорить было не о чем. А ведь дал-рокту по-своему повезло, сообразил Михкай, наблюдая, как маг снова поднимает руки, чтобы сотворить какое-то поганое заклятие. Если бы нубесы не придерживались своих неписаных правил, с ним уже было бы покончено. Увлеченный черным делом, тот ведь слишком поздно заметил их появление. Но чтобы ударить сзади, пусть и кровного врага, – никогда такого не бывало. Вдобавок, вместо того чтобы броситься на него всем скопом, дали ему по требованию право поединка и позволили выбрать поединщика. Давно не развлекались, видимо, яйцеголовые, вот и не спешили.

В могучей, непреодолимой силе покровителей родного макора Михкай не сомневался ни секунды, но и Вестник, судя по его решительному и грозному виду, уклоняться от схватки, отступать тоже не собирался. То, что среди дал-роктов нет трусов, ведомо и самому малому ребенку. Для их воинов умереть в бою – честь и святая обязанность, как для пахаря-хаска засеять по весне пашню спорами хлебного гриба.

Заклятие не вылетело из ладоней Вестника Тьмы, оно выползло, словно продолжение рук гигантскими узкими клинками, напоминающими видом тонкий слой прозрачного льда. Они росли и росли, пока не сравнялись ростом с самим Вестником.

Хищно сдвинув острые жвалы, нубес шагнул навстречу поступью, от которой дрогнул настил пристани.

И они схватились.

Привстав в стременах и наклонившись вперед, дал-рокт обрушил магические клинки на нубеса прямо через голову чарса. Клинки скрестились, отлетели в брызгах желтых искр, скрестились… размноженное обширной гладью воды над пристанью поплыло причудливое эхо – сухое и тонкое от ударов хитина по хрусталю льда, глубокое и звучное от ударов хрусталя по хитину. Нубес, резко сгибая длинные, изломанные назад коленные суставы, переступал ногами, каждая толщиной с хорошее бревно, то влево, то вправо; его массивное и не обладающее на первый взгляд особой подвижностью тело вдруг обрело скорость бури. Дал-рокт не менее стремительно отвечал, но оба не могли пробить защиту друг друга. В глазах Михкая зарябило от скорости ударов, в голове звенело от непрерывного стука. Остальные нубесы наблюдали – неподвижно и молча. Звенели мечи, летели искры… Откуда искры-то? Хитин и лед? Правда, и то и другое явно не уступало по прочности стали…

Да врезал бы по башке чарса, тут бы и всаднику конец, с досадой подумал Михкай. Размахались тут, понимаешь, аж голова разболелась…

Вода под настилом вдруг взбурлила, ударила снизу в щели, вспарывая и ломая твердый каменит, вздулась громадным бешеным валом, нависнув над краем пристани.

Завопив от страха, Михкай рванул дверь своей будки и прыгнул внутрь, успев краем глаза заметить, как, без вреда пройдя прямо по дал-рокту, кипящий белой пеной вал обрушился на цепь нубесов. Дверь захлопнулась, Михкай вцепился в нее обеими руками. Домик вздрогнул от удара, дверь выгнулась, но выдержала, вода фонтаном плеснула в щели, залив Михкаю все лицо и одежду, затопила пол. Некоторое время снаружи выло и грохотало, затем все успокоилось. Не доверяя обманчивой тишине, смотритель несколько минут выжидал, затем, приоткрыв дверь на ширину ладони, глянул. Ни Вестника, ни нубесов не наблюдалось, зато кусок пристани, что был виден в узкую щель, зиял теперь здоровенными дырами, в которые человек мог провалиться целиком. А оставшиеся доски сияли первозданной чистотой. Тугой водяной язык, коварно вызванный магией дал-рокта, пройдясь по настилу, унес весь многолетний мусор и грязь, с которой не справлялась метла, унес и обломки досок. Осмелев, Михкай открыл дверь пошире, не выпуская дверной ручки и готовый в любой момент захлопнуть ее снова.

Тихо. Пустынно. Холодно. Как и положено быть утром.

Михкай недоуменно повернул голову.

На земле, перед пристанью, в грязной луже лежало тело нубеса, казавшееся величественным и грозным даже в смерти. Чуть левее, шуггах в двух – его голова. Правый фасетчатый глаз равнодушно таращился в небо. Левый был залит черной жирной грязью. Михкай зажал рот рукой, сдерживая крик ужаса. Не может быть… Не может этого быть! Один дал-рокт не может одолеть нубеса!