Книга Цветок из пламени - Валерия Чернованова

Ее казнили на Льенской площади в первый день осени. Даже несмотря на пасмурную погоду, непрестанно моросящий дождь, костер полыхал ярко, обдавая жаром лица горожан, пришедших воочию убедиться в торжестве справедливости — казни ведьмы. Крики толпы смешались с предсмертными воплями колдуньи, которую вскоре поглотило пламя. Дым от костра черной пеленой растянулся по всему небу, закрыл обагренные закатом тучи. Должно быть, и душа чародейки, погибшей в муках, презираемой и проклинаемой всеми, была такого же цвета — цвета беззвездной ночи.

В тот вечер, возвращаясь с мужем домой, я впервые почувствовала себя свободной. Свободной от страха, от тревоги, которая уже бесконечно долго пускала корни глубоко в моем сердце.

А теперь она исчезла. Вместе с троицей демонов: Берзэ, Серен и Адриеном, которые останутся только в наших воспоминаниях.

Да и от них, я уверена, мы скоро избавимся.

От лица Лоиз — единственной наследницы своего ублюдка-мужа, Моран занимался его делами. На средства от продажи родового замка де Грамонов, который сестра все порывалась сжечь к демоновой бабушке, теперь приводилось в порядок наше имение в Луази. А в нескольких лье от родительского гнезда новоиспеченная графиня строила дом для себя.

Пока что родители, а с ними Наннон и Сильвен, гостят у нас в Навенне. Потом, по словам матери, отправятся проведать Маржери. В кои-то веки ее милость обеспокоилась, что может стеснить нас своим присутствием. Да и вообще, старалась вести себя тише воды ниже травы. При виде Лоиз глаза ее часто наполнялись слезами. А стоило мне с нею встретиться взглядом, как баронесса стыдливо опускала голову и под самыми смешными предлогами спешила сбежать в гостевую комнату.

Вот так и бегала от меня в течение многих дней, пока в одно промозглое осеннее утро сама не постучалась в мою спальню.

— Войдите! — Я захлопнула книгу, с которой бессовестно валялась в кровати, пока Моран, этот неутомимый труженик, нес службу в Анфальме.

Мама замерла на пороге, неловко комкая кружево манжеты. Непривычно бледная… Хотя какое там! Уже давно привычно. Тонкие пальцы дрожали, и на лице с первыми, ранее незаметными, а ныне очевидными морщинами, застыло выражение скорби. К которому примешивалось столь несвойственное баронессе чувство раскаяния.

— Нам уже давно следовало поговорить.

— Это вы меня избегали. — Я жестом пригласила мать устраиваться в кресле и сама поднялась, чтобы занять место напротив.

Поближе к согревающему пламени камина, который на днях уже начали топить. Как же быстро в Навенне меняется погода…

Баронесса сделала несколько несмелых шагов.

— Ксандра… — замялась, не зная куда деть взгляд, как заставить слушаться пальцы. Что сказать. В извинениях мама была не сильна, а прежде, наверное, и смутно не представляла, что это такое. — Если бы я только знала, что они с тобой сделали. Если бы только знала…

И она расплакалась, спрятав лицо в ладонях. Горько, навзрыд, мелко дрожа всем телом. Захлебываясь словами, которые, как и слезы, больше не могла сдерживать.

— Прости, что так с тобой обходилась. Прости, что лишила своей любви. Что отдала тебя за него замуж, а потом… То же самое сотворила с Лоиз! Прикрываясь желанием сделать вас счастливыми, я больше думала о себе. Надеялась за ваш счет поправить наши дела, выбраться из нищеты. А должна была тебя послушаться… Еще тогда! Не отдавать тебя стражу.

— И хорошо, что отдали. Правда. Я ни о чем не жалею. — Приблизилась к матери. Неловко обняла ее, коснувшись кое-как заплетенных в небрежную косу тусклых с проседью волос. Подвела к кровати, ласково шепча: — С ним я действительно счастлива. С ним наконец поняла, кто я. Не случись всего этого, и мы бы, скорее всего, никогда не узнали о подлости графини ле Круа.

Мама редко плакала, почти никогда. И, если честно, я растерялась, тоже не зная, что в таких случаях полагается говорить. Мы никогда не вели задушевных бесед, я никогда не поверяла ей своих сокровенных тайн и мечтаний, а она никогда не делилась со мной тем, что было у нее на сердце.

Наверное, это был наш первый откровенный разговор за долгие годы. За всю мою жизнь.

— Морана я простила. Давно. Все то время, что маркиз пребывал под заклятием, он боролся с собой, боясь причинить мне боль. Я на себе испытала силу губительных чар ведьмы и поняла, каково это — не владеть собой. Своим разумом и телом. Что же касается Лоиз… Не дави на нее. И Соланж не торопи. Позволь им самим выбрать себе спутников жизни. Тех, кого они по-настоящему полюбят. Когда для этого придет время.

— А меня простишь? — Мама подняла на меня заплаканные глаза, в которых таилась надежда и страх услышать «нет».

— Конечно, прощу. Уже простила, — улыбнулась, мягко касаясь губами материнского лба.

А она снова взяла и расплакалась. Уткнувшись мне в грудь, рыдала, ругая себя за совершенные ошибки и умоляя не вспоминать прошлого. Обещая, что все изменится.

— Знаю. Все будет хорошо, — обнимая родительницу, ласково прошептала я.

Теперь у нас точно все будет отлично.

Эпилог

Год спустя

Храм, увитый бело-розовыми цветами с раскрытыми бутонами, благоухал. Подпиравшие каменные своды колонны, арочные перекрытия, стены и даже скамьи для гостей — все оплетали растения, оживляя мрачный, объятый сумраком просторный зал.

Не успела я подумать о благостном полумраке, в котором нам удалось укрыться от полуденного зноя улицы, как служители Единой принялись зажигать свечи, высившиеся в канделябрах, золотых и бронзовых. К ароматам цветов прибавился запах воска и терпкая сладость благовоний. Серая кладка порыжела под отблесками пламени.

Гости взволнованно зашептались. Принялись вертеть головами, бросая нетерпеливые взгляды на двери.

Невесты опаздывали. И имели на то полное право. Говорят, опоздать на собственную свадьбу — к счастью. Если это так, то Соланж с Лоиз сама богиня велела задержаться. Чтобы в будущем все у них было прекрасно.

Ну и чтобы женихи немного поволновались. А мы, приглашенные, помаялись в ожидании.

Проголодались.

Я сидела у прохода с краю и с тоской наблюдала, как этот маленький вандал, мой шестимесячный сын, один за другим уничтожает бутоны, своими крошечными, но такими цепкими ручонками обрывая лепестки и с довольным визгом швыряя их на пол.

Наверное, для невест старался, желая усыпать им дорогу к алтарю благоухающими цветами, вот только не уверена, что тетушки оценят его старания.

Пробовала передать проказника няне, но его будущая светлость, наряженный в белую, до самых розовых пяточек сорочку, всю в кружевах, ни в какую не желал проявлять покладистость. Начинал капризничать, требуя посадить его на пол, а оттуда так и норовил уползти под лавку, хоть и ползать-то еще толком не умел.