Книга Любимец женщин - Себастьян Жапризо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- И чулки вам тоже выдает Морфлот?
- О Господи! Нет, конечно. Вернее, скажем так, не всегда.
Я кивнула в сторону семи, может, шести, башен, составленных из деревянных ящиков. Все это время они стояли в углу палатки.
- Эти ящики битком набиты чулками. Но проходят как сухое молоко.
Он приподнялся, чтобы получше их разглядеть. Вскочил, чтобы их потрогать. И когда я наконец открыла один из них, потакая его фетишистским наклонностям, он запустил туда обе руки и принялся копаться в его содержимом.
Зная Мориса - а я изучала его с такой вдумчивой нежностью, с какой не изучала еще никого, - я при одном только взгляде на его горящие глаза поняла, что лучше мне было смолчать.
- Черт побери! - воскликнул он. - А ты знаешь, что они ценятся на вес золота?
В сумерках я принесла из барака свою сумку. Там лежало по смене белья, ему и мне, и с десяток всяческих пропусков с печатью нашей части.
Красть трудно только в первый раз. Я пригнала санитарную машину от "Дельмонико", где она стояла, к "Карлейлю", и мы загрузили ее ящиками с нейлоновыми чулками. Морис вынес порядочно, но и я от него не отставала. И хотя оба мы были в халатах на голое тело, от нас прямо-таки пар валил.
Потом я села за руль. Притормозила возле кухни и попросила у Большого Генри, нашего чернокожего шеф-повара, провианта дня на два. Сказала, что еду за больным в Аракан. Он показал мне, где у него коробки с сухим пайком:
- Берите, что хотите, мисс милочка Толедо. Кому это сейчас нужно?
Загрузив коробки в багажник, я заглянула под навес, который считался у нас гаражом, и с помощью Мориса в кромешной тьме наполнила несколько канистр бензином. Потом Морис снова спрятался за ящиками с надписью "Milk", набитыми чулками.
На выезде из госпиталя нас остановил часовой - рыжий Барри Ноулан, ирландских кровей, как и я. Все почему-то считали, что я шотландского происхождения. Но это не так. Когда моему отцу было двенадцать, он еще разгуливал в клетчатых гетрах по улицам Лимерика.
Барри лишь на мгновение зажег свой фонарь и сейчас же меня узнал.
- Уезжаете? А сегодня вечером будет славная пирушка. Жаль, пропустите. Не в обиду вам будет сказано, не так уж много у нас девушек.
Я и ему сказала, что еду в Аракан за больным и вернусь самое позднее послезавтра. Я знала, что майор Кирби не станет поднимать тревогу по поводу моего исчезновения до срока, указанного мной Барри. Скорее всего он подумает, что я решила спрятать куда-то француза, но потом вернуться.
Выехав за ограду госпиталя, мы сначала катили вдоль берега. Потом я остановилась, чтобы Морис мог перебраться на сиденье рядом со мной. В матросской шапочке, со значком "Дж. Маккина" на халате, он выглядел самым настоящим американцем: ни дать ни взять сын какого-нибудь иммигранта из Бруклина.
На мандалайскую дорогу мы выехали около Пегу, севернее Рангуна. Нам то и дело приходилось пережидать, пока пройдут длинные британские эшелоны, но всерьез задержали нас только раз. Я предъявила командировочное предписание, которое выписала себе сама. В последний момент Морис чуть было все не испортил. Когда солдаты - это был индийский полк - уже разрешили нам проехать, он не удержался и сказал: "Сенкью бери мяч!" - и показал руками, будто берет что-то круглое, чтобы его наверняка поняли.
Мы ехали всю ночь, сменяясь у руля. В свете фар можно было различить только бесконечную ленту грязной, размытой непрекращающимся дождем и разрушенной снарядами дороги.
Наступил день, да такой солнечный и теплый, какого я не видела за все время пребывания в Бирме.
Проехав Мандалай, мы направились в Лашо, а оттуда до китайской границы рукой подать. Джунгли кончились, мы уступами поднимались в горы. Останавливались, только чтобы поесть и подлить в бак бензина из канистр.
К вечеру мы приехали в Куткаи, обширное селение, около которого стоял межевой столб, обозначавший, что именно тут проходит тропик Рака и километрах в ста отсюда пролегает китайская граница. Здесь располагался лагерь японских военнопленных.
Проезжая мимо японцев, строящих мост, Морис замедлил ход автомобиля и крикнул на ломаном английском:
- Есть тут кто-нибудь из Иокогамы?
К дверце подошел молодой человек в лохмотьях с повязкой на лбу. Пока он шел рядом с нами, Морис дал ему одну из коробок с провизией и попросил по возвращении на родину разыскать некую Йоко - дочь начальника порта.
- Боюсь, в нашем городе слишком много Йоко, - ответил японец. - Но вы мне давать еду, и я стараться ее найти. Что я ей говорю, если нахожу?
- Скажи, что видел человека, который спас Жанну д'Арк, - она поймет.
Японец наверняка знал, кто такая Жанна д'Арк. И я знала, но ровным счетом ничего не поняла. Когда мы снова тронулись в путь, Морис пересказал мне на свой лад историю Жанны д'Арк, а потом историю ее двойника, девочки на качелях. Тут во мне проснулась истинно ирландская въедливость, но, наверное, дело было скорее в бессознательной ревности.
- Ты прекрасно знаешь, что двойников не бывает. Во всем мире не найдешь двух одинаковых людей!
- Конечно, - согласился он. - И это только доказывает, что я прав. Речь-то идет не о двух одинаковых людях, а об одном, который просто живет в разные эпохи.
Я отвернулась к окну, и какое-то время мы ехали молча. Потом он проявил удивительную любезность: во-первых, запустив правую руку куда не следует, во-вторых, услужив огоньком своей спутнице, безуспешно обшаривавшей халат в поисках спичек, а в-третьих, сделав вид, будто намеревается направить американский санитарный автомобиль в пропасть, чтобы покончить со всем раз и навсегда.
Поднимаясь все выше в горы, мы вдруг очутились в густом сосновом бору - вдалеке забелели вдруг снеговые вершины китайского Тибета, а затем мы снова спустились в долину, всю сплошь в виноградниках. В этой долине, около небольшого озерца, была деревня Калегоу, а в ней стоял австралийский гарнизон - человек тридцать солдат, у них мы и решили разжиться бензином. Нашего запаса хватило бы еще на несколько сотен километров, но путь до Шанхая предстоял долгий, и кто знает, сможем ли мы заправиться у китайцев или нет.
Очень приятно после тряски в автомобиле ходить по твердой земле, любоваться виноградниками, дышать свежим воздухом. Мы больше часа провели в этом райском уголке.
Австралийцы, по счастью, прибыли сюда в самом конце войны, когда бои уже кончились. Они занимались мирным делом - расчистили себе волейбольную площадку, построили душ - куда лучше, чем тот, что был у нас в госпитале. Мы с Морисом помылись. Морис стал до ужаса подозрительным и даже под душем не снял с шеи мешочка с жемчугом.
Потом хозяева угостили нас местным вином. Конечно же, Морис не удержался и стал хвастать, что он француз и разбирается во всем лучше всех, он величайший знаток вин и тому подобное. Причмокивая своим французским языком, он приговаривал: