Книга Полная иллюминация - Джонатан Сафран Фоер

ОЙ! — громко ойкнула Зоша, разучившаяся ойкать тихо. — ОН ТОЛКАЕТСЯ!

Дедушка приложил ухо к ее животу и получил такой мощный удар в голову, что его отбросило на несколько метров.

НЕОБЫКНОВЕННЫЙ РЕБЕНОК!

Среди тех, кто выстроился вдоль берега, красавцев-мужчин было меньше, чем в тот год, с которого все началось, когда повозка пригвоздила или не пригвоздила Трахима ко дну реки Брод. Все красавцы-мужчины были на войне, последствия которой еще никто не осознавал, и не осознал, и не осознает. Большинство участников состязания были калеками или трусами, которые сами себя покалечили (сломали себе руку, выжгли глаз, прикинулись глухими или слепыми), чтобы избежать призыва. Это было состязание калек и трусов, нырявших за мешком, набитым не золотом, а обычными медяками. Они из последних сил верили, что в жизни все как прежде, и они здоровы, и традицией можно заткнуть течь, и радость по-прежнему возможна.

Платформы и демонстранты прошли от устья реки к лоткам с игрушками и выпечкой, раскинутым возле проржавевшей мемориальной доски, обозначавшей место, откуда повозка угодила или не угодила в реку.

СИЯ ДОСКА ВОЗВЕДЕНА НА ТОМ САМОМ МЕСТЕ

(ИЛИ НА МЕСТЕ НЕПОДАЛЕКУ ОТ ТОГО МЕСТА),

С КОТОРОГО ПОВОЗКА НЕКОЕГО

ТРАХИМА Б

(КАК МЫ СЧИТАЕМ)

ПОШЛА КО ДНУ.

Прокламация штетла, 1791

Пока первые платформы приближались к окну Более-Не-Менее-Уважаемого Раввина (из которого он, как полагалось, одобрительно кивал), мужчины в серо-зеленых шинелях продолжали гибнуть в недорытых окопах.

Луцк, Сарны, Ковель. Их платформы украшали тысячи бабочек и роспись, отсылавшие к мифу о Трахиме: повозка, двойняшки, зонтичный остов, отмычки, лист бумаги, истекающий красной кровью чернил: Я обязуюсь… Обязуюсь… А где-то неподалеку, меж зубцами ими же натянутой колючей проволоки, продолжали гибнуть их сыновья; они гибли, увязая в трясине, как животные, из-за давших осечку гранат, гибли обстрелянные по ошибке своими же, гибли, порой не зная, что сейчас их убьют — от пули в лоб, смеясь над шуткой товарища.

Львов, Пинск, Киверцы. Остовы их платформ, убранные красными, коричневыми и лиловыми бабочками, проступали уродливой правдой. (И здесь все труднее и труднее не закричать: ПРОЧЬ! БЕГИТЕ, ДУРАКИ, ПОКА ЭТО ЕЩЕ ВОЗМОЖНО! СПАСАЙТЕ СВОЮ ШКУРУ!) Оркестры надрывались, трубы и скрипки, рожки и альты, самодельные бумажные дудочки.

ОПЯТЬ ТОЛКАЕТСЯ! — засмеялась Зоша. — ВОТ ОПЯТЬ!

И вновь дедушка приложил голову к ее животу (опустившись на колени, чтобы оказаться на уровне Зошиного пупка), и вновь был отброшен.

ВЕСЬ В МЕНЯ! — провопил он (его правый глаз, как губка, впитывал синяк).

Трахимбродская платформа была усеяна черными и синими бабочками. В центре на пьедестале сидела дочь электрика Берла Г в голубой неоновой электротиаре, от которой через весь штетл тянулся провод, воткнутый в розетку у нее над постелью. (Она рассчитывала, что после парада найдет по нему дорогу домой и заодно смотает.) Царицу Реки окружали юные речные принцессы штетла, облаченные в голубенькие платья из тюля и старательно изображавшие руками волны. Квартет скрипачей на носу платформы наигрывал польские народные мотивы, а другой квартет, в хвосте, тянул украинские народные песни.

Вдоль берега мужчины, рассевшись на деревянных стульях, вспоминали былые увлечения, и девочек, которых не поцеловали, и книги, которые не прочли и не написали, и время, когда Как-Его-Там сделал что-то ужасно смешное с чем-то бишь, и ранения, и пирушки, и как бы они расчесывали волосы женщинам, которых никогда не встречали, и извинения, и таки пригвоздило или не пригвоздило Трахима ко дну реки, в конце-то концов.

Земля перевернулась в небе.

Янкель перевернулся в земле.

Доисторический муравей на большом пальце Янкеля, пребывавший без движения в камне, похожем на застывшую каплю меда, со дня удивительного рождения Брод, отвернулся от неба и спрятал голову между своих многочисленных лапок, чтобы не сгореть от стыда.

Дедушка и его юная грандиозно беременная жена направились к берегу посмотреть состязание.

(Дальше продолжать почти невозможно, потому что мы знаем, что сейчас произойдет, и удивляемся, как они могут не знать. А может, трудно именно из-за страха признать, что они тоже знают.)

Когда платформа из Трахимброда достигла лотков с игрушками и выпечкой, Раввин подал знак Царице Реки, что пора бросать мешки в воду. Рты распахнулись. Руки разошлись в стороны — первая фаза аплодисментов. Кровь закипела в жилах. Почти как в старые добрые времена. Подступившая смерть не остановила праздника. Праздник не остановил подступившую смерть. Она подбросила их как можно выше

………………………………………………………………………………..

Они застыли в воздухе

……………………………………………………………………………………………………………………….

Они повисли там, как на нитях

…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….

Времямер на цыпочках перебежал по булыжной мостовой, как шахматная фигура, и забился под перси распростертой русалки

………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………..

Еще есть время

………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….

Когда бомбардировка закончилась, нацисты прошли через штетл. Они выстроили шеренгами всех, кто не утонул в реке. Они развернули перед ними свитки Торы. «Плюйте, — сказали они. — Плюйте, а не то». Затем они поместили всех евреев в синагогу. (Так повторялось из штетла в штетл. Сотни раз. Всего несколько часов назад то же произошло в Ковеле, а еще через несколько часов произойдет в Колках.) Юный солдат бросил в костер из евреев девять томов Книги Повторяющихся Сновидений и, торопясь бросить что-нибудь еще, не заметил, как одна страница выпорхнула из одного из томов и опустилась на землю, укрыв собой, как вуалью, обуглившееся лицо ребенка.

9:613 — Сон о конце света, бомбы сыпались с неба взрываясь всполохами света и жара по всему трахимброду те кто пришел на праздник вопили и метались они ныряли в бурлящую вспученную ожившую воду не за золотым мешком а за собственной жизнью они сидели под водой покуда хватало дыхания они выныривали за глотком воздуха или чтобы отыскать любимых мой сафран подхватил жену на руки и как невесту внес ее в воду казавшуюся такой безопасной на фоне рушащихся деревьев и все сотрясающих оглушительных взрывов сотни тел ринулись в брод в эту реку носящую мое имя и я для всех открыла свои объятья идите же ко мне идите как же я их хотела спасти всех хотела спасти от всех бомбы градом сыпались с неба но не с разрывами и не с разлетающейся шрапнелью пришла к нам смерть и не с шипящими фугасами и не с свистящими осколками а со всеми этими телами барахтающимися цепляющимися друг за дружку с телами которым обязательно надо за что-нибудь держаться мой сафран потерял из вида жену которую заталкивало все глубже в меня под натиском тел ее немые вопли устремлялись к поверхности пузырями и там лопались ПОЖАЛУЙСТА ПОЖАЛУЙСТА ПОЖАЛУЙСТА ПОЖАЛУЙСТА толчки в зошином животе стали сильнее ПОЖАЛУЙСТА ПОЖАЛУЙСТА младенец не желал умирать без борьбы ПОЖАЛУЙСТА бомбы сыпались фыркая дымясь и мой сафран сумел оторваться от груды человеческих тел и поплыл по течению вниз к каскаду небольших водопадов где вода была чище прозрачнее зошу затягивало вглубь ПОЖАЛУЙСТА а младенца не желавшего умирать без борьбы вытолкнуло из ее чрева вверх и вода вокруг стала красной он вынырнул как пузырек навстречу свету и кислороду и жизни и жизни УАУАУАУАУАУА плакала она оказавшись идеально здоровой девочкой она бы и выжила если бы не пуповина потянувшая ее назад вглубь к матери уже не осознававшей жизни но еще осознававшей пуповину зоша пыталась разорвать ее руками перегрызть зубами но не смогла не разорвала и погибла прижимая к груди свою идеально здоровую девочку которой не успела дать имя а люди все продолжали метаться подминая себя под себя даже после того как бомбардировка закончилась растерянное испуганное отчаявшееся месиво из младенцев детей подростков взрослых стариков ухватившихся друг за друга чтобы спастись но вместо этого утянувших друг друга в меня перетопивших друг друга погубивших друг друга а потом их тела начали всплывать одно за другим и вскоре меня невозможно было разглядеть за ними посиневшая кожа бельма распахнутых глаз я была невидима под ними я была остовом они были бабочки бельма распахнутых глаз посиневшая кожа вот что мы натворили мы своими руками погубили своих младенцев чтобы их уберечь