Книга Милкино счастье - Лана Ланитова

– Что это?! – в какой раз кричал граф на испуганного Ли.

– Ли не виноват…

– А кто виноват? Сейчас я позову полицию.

– Не надо полицию. Полиция есть закрывать Ли. И вас наказут. Вас тозе арестуют.

И только тут до рассвирепевшего графа дошло, что ему самому невыгодно вызывать полицию. Если бы он поступил подобным образом, то огласка его пребывания с любовницей в опиумном притоне стала бы очевидной. Он сел на кровать и обхватил руками голову. Людочка жалобно плакала, трясясь от страха.

– Я говорила вам. Говори-ии-ии-ла. Вы мне не верили…

– Мила, ты тут не причем. Это происки конкурентов господина Ли. Или покушение на кого-то другого. До нас здесь были другие господа. Я выясню кто. Тебя с кем-то спутали. Это очевидно. Успокойся. Мы больше никуда не пойдем. Зимой мы уедем за границу. Там тебя никто не обидит. Едем домой. Успокойся, это – глупая случайность. Ужасная случайность. Нелепая и страшная случайность.

Когда они вернулись домой, он выпил стакан коньяка и заставил выпить ее. Людочка долго всхлипывала в его объятиях, пока не заснула. Анатоль слишком долго не мог уснуть. В темноте он молился и благодарил бога за то, что он оставил ему возлюбленную. Он плакал и целовал ее русые волосы, боясь пошевелиться и ненароком разбудить ее.

Среди ночи он встал и снова выпил коньяку. Потом, будто спохватившись, полез в карман брюк. Он достал пулю и стал рассматривать ее на свету.

«Похоже, это Биттнер[57], судя по форме пули и калибру, – рассуждал Краевский. – Но кто это мог быть? Кому насолил узкоглазый Ли? Кто был в его притоне до нас?»

Мысль о том, что целились специально в Людочку, он отбросил, как самую абсурдную.

* * *

Он шел по коридору быстрым шагом, фалды длинного плаща развевались у него за спиной. Дежурная горничная, совершающая ночной обход коридоров, была едва не сбита этим странным господином, который около трех месяцев проживал в их гостинице. Этот господин был высок и строен. Красивое лицо с тонкими чертами обрамляли светло русые кудри, зачесанные назад. Голубые глаза были сосредоточены и печальны. Одевался этот господин чаще во все черное. Безупречный и дорогой фрак, темный плащ, высокий цилиндр, трость с костяным набалдашником, роскошный батист белоснежных рубашек, запах французских духов – все вместе выдавало в нем очень состоятельного человека. Ел он мало. Чаще обедал в ресторанах.

– Прочь с дороги! – злобно крикнул он.

«Надо же, какой грубиян, – подумала молодая женщина. – Столичный гость, такой красавец. Но зол… Отчего он постоянно зол? Может, проигрался? – расстроено думала она».

Горничная неоднократно слышала, как этот странный жилец за плотной дверью разговаривал сам собой, не спал ночами, ходил по уютному и просторному номеру, громко стуча каблуками. Она даже слышала, как он плакал. Да, плакал, словно женщина…

«Откуда он так поздно? Уже почти два часа ночи… Наверное, точно проигрался».

Управляющий гостиницы называл его за глаза «господином сочинителем», ибо видел у него на столе кучу исписанных листов. Истинное свое имя, титул и положение «сочинитель» не выдавал, предпочитая все три месяца оставаться инкогнито.

Он зашел в номер и заперся изнутри. Движением руки скинул с себя длинный плащ. Плащ упал с грохотом на пол.

«Божеее… – он поднял его и достал из кармана биттнеровский пистолет. – Надо было выбросить его в реку. Хотя, он может мне еще пригодиться. В следующий раз я не промахнусь».

Он лег на кровать в одежде и долго смотрел в потолок, пытаясь унять дрожь в руках.

«Черт! Черт! Как я мог промахнуться? – досадовал он. – Как? Хотя, там очень темно. Рука дрогнула. Это был узор на подушке, а не ее голова… Анатоль так и не проснулся. Он не видел меня».

Мужчина встал и принялся ходить по комнате.

«Ненавижу! Дрянь! Мерзкая дрянь! Беспородная плебейка, присосавшаяся к богатому графу. Если бы я попал… Ее кукольная мордашка лежала бы сейчас в луже крови. А потом? Убить Анатоля? О, господи! Что я несу?»

Он присел на кровать. Рука с тонкими и необыкновенно длинными, аристократическими пальцами потянулась к книге, лежащей на столе. Он распахнул пожелтевшие страницы. К ногам упал дагерротип, наклеенный на толстый картон. Он поднял его. На нем был запечатлен человек, без которого он, князь Константин Николаевич С-кий, не мог жить. Он дышать не мог без этого человека. Этот снимок был сделан возле окраины старого Бадена. Как им было тогда хорошо вместе.

«Ах, Анатоль! Я ненавижу и тебя! – он исступленно и безысходно взвыл, подобно тоскующему псу. – Я ненавижу и люблю тебя».

Вот уже три месяца, как князь Константин Николаевич С-кий проживал в ненавистной ему гостинице. Он приехал в этот город, чтобы следить за Краевским и его новой пассией. Он понимал, насколько абсурдно и мелко его поведение. Насколько он жалок и смешон в своих собственных глазах. Когда впервые он увидел их вместе, то испытал не только приступ мучительной ревности, но и своеобразное, жестокое наслаждение. Придя в номер, он грустил, вожделея ласки своего любовника. Грустил и забывался лишь сном. Он простил бы ему связь с любой женщиной, что часто случалось и ранее, если бы не взгляд Краевского. Тот взгляд, которым он смотрел на эту девицу. Константин не мог его ни с чем спутать. Во взгляде жила любовь. Нельзя было Анатолю смотреть на кого-либо вот таким взглядом. В ночных кошмарах его преследовал этот взгляд. Он много раз прокручивал варианты своего объяснения с Краевским. И полыхал от стыда и муки. Он много раз писал ему письма и даже стихи, но тут же рвал их, не отправляя. Сначала он хотел-таки встретиться с графом и обо всем поговорить. Но боялся. Он боялся и следил за ними. Эта слежка доставляла ему ни с чем несравнимое удовольствие, болезненное, мучительное и острое. Он без ножа вскрывал кровоточащую рану в своем сердце. И происходило это каждый день. Константин, как татя, крался за влюбленными. Он научился быть невидимым и ускользать внезапно и без следа. Ему казалось, что Людочка пару раз таки заметила его. А может, это ему лишь казалось?

С начала осени он измучился так, что не было сил вставать с кровати. Нервы были возведены, словно курок пистолета. Именно это сравнение и привело его к мысли об убийстве.

«Я должен ее убить, – понял он. – Она должна умереть. Пройдет время, и Анатоль вернется ко мне. Он всегда возвращался ко мне, ибо наша любовь навсегда…»

Князь не заметил, как тревожный сон охватил его голову.

* * *

«Какой кровавый закат! – подумал Константинус. – Как я ненавижу кровь. Но мои руки уже давно по локоть в крови. Завтра на рассвете будет показательное оскопление пленников. Понтифик давал воинам напутствие, не щадить своих врагов».

Его возлюбленный центурион Антемиол из рода Квинтиев сегодня ночует без него. Он ушел играть в кости со своими ближайшими друзьями. Вот уже ровно месяц, как он, Константинус, и Антемиол стали близки друг с другом. Они не афишировали свою связь, а лишь тайно наслаждались ею. Наслаждались, как два влюбленных безумца. Константинус знал, что боги создали его для любви. Для любви к Антемиолу.