Книга Великие психологи - С. И. Самыгин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ЛЕВИН И ГОЛЬДШТЕЙН
После такого вступления я могу перейти к вопросу о связи теории гештальтов с работами Левина и Гольдштейна. Я понимаю, как легко было многим психологам перепутать наши и их теории, поскольку мы пользовались одинаковыми или схожими терминами и в 1920-е годы работали в тесном содружестве с названными учеными.
ТЕОРИЯ ПОЛЯ ЛЕВИНА
Левин учился в Берлинском университете и после получения докторской степени стал преподавателем в нашем институте. Вскоре он собрал вокруг себя группу сту-дентов-энтузиастов. Левин высоко ставил теорию гештальтов, но считал себя вправе критиковать ее в тех случаях, когда считал ее слишком ограниченной. Я ощущал некую личную связь с ним, что-то вроде духовного родства, потому что он мыслил о проблемах психологии в математических терминах. Однако я не одобрял его готовности толковать термины в более широком плане с целью незамедлительного применения гештальт-анализа к проблемам мотивации. Например, он определял как гештальт все «жизненное пространство» индивида, включая внутрипсихические структуры и процессы, не поддающиеся непосредственному наблюдению или точному определению. В конце 1920-х годов мои студенты и студенты Левина вели что-то вроде непрекращающихся «военных действий» в стенах института. Это научное соперничество оказало удивительно стимулирующее воздействие на нас и наших студентов.
Я гордился тем, что многие студенты, проведшие год или два в нашем институте, в последующие несколько десятилетий стали известными психологами. К 1933 году, когда Левин приехал в Соединенные Штаты, он был убежден в том, что его теоретическая система значительно отличается от теории гештальтов и потому заслуживает собственного имени. Он назвал свою теорию теорией поля, или топологической психологией. В своей книге, имевшей такое же название, Левин посвятил мне предисловие, в котором выразил свое восхищение тем, как я в свое время успешно возглавлял счастливый и энергичный коллектив единомышленников в Берлинском университете. Тут же он ехидно добавил, что всеми силами пытался развенчать миф о том, что гештальтпсихологи не выступают друг против друга в печати. Поскольку основной интерес для Левина представляла проблема мотивации и поскольку он слишком свободно толковал термины, я согласился с тем, что система Левина не идентична теории гештальтов и заслуживает отдельного имени.
ГЕШТАЛЬТ-НЕВРОЛОГИЯ ГОЛЬДШТЕЙНА
Курт Гольдштейн был неврологом, работавшим во Франкфурте, в институте по реабилитации солдат, получивших черепно-мозговые ранения. Подобно Левину, Гольдштейн с энтузиазмом относился к возможности применения гештальтов к сложным человеческим проблемам.
Он был в числе основателей — вместе с Вертхеймером, Коффкой и мной — журнала «Психологические исследования» (Psychologische Forschung) в 1921 году. За годы, проведенные мною в Берлине, этот журнал напечатал значительное количество материалов, касающихся теории гештальтов. Однако, подобно Левину, он тоже вскоре осознал, что для приложения теории гештальтов к исследованиям высших когнитивных процессов необходимо более широкое толкование терминов гештальтпсихологии. Приведу один пример: он определял двигательный акт, следующий в качестве реакции на стимулирование, как образование фигуры, происходящее на фоне общего физиологического состояния организма. К тому времени как Гольдштейн прочел цикл лекций в Гарвардском университете в 1938–1939 годах, он уже определял свою теоретическую систему как биологию организма, или холистический подход (холизм — целостность). Гольдштейн дал высокую оценку теории гештальтов, однако при этом ясно дал попять, что его теоретические принципы отличаются от наших. Я согласился с чтим заявлением и к началу 1940-х годов творил о его работе в прохладной, отстраненной манере. Я продолжаю рассматривать работы и Левина и Гольдштейна не как теорию гештальтов, а как ее теоретические производные.
ТЕОРИЯ ГЕШТАЛЬТОВ И ГЕШТАЛЬТ-ПСИХОТЕРАПИЯ
Теперь я хотел бы поговорить о том, каким образом достижения теории гештальтов искажались и подвергались оскорблениям. Я имею в виду неумного «мыслителя» но имени Фриц Перлс. Перлс выполнят обязанности ассистента Гольдштейна в 1926 году в Институте неврологии города Франкфурта. В то время Гольдштейн и его коллега, Гельб, уже применяли идеи гештальтпсихологии к исследованиям мозговых травм, давая себе право расширять термины теории гештальтов, о чем я уже говорил выше. Именно по этой причине они стали определять принципы гештальтов как биологию организма, а не как гештальт-теорию. Вероятно, Перлс неправильно понял и запомнил различия между этими двумя теоретическими системами, например, более широкое использование Гольдштейном термина «фигура».
Совершенно очевидно, что Перлс нс взял на себя труда прочитать наши работы, прежде чем писать свои книги, потому что он совершенно неправильно интерпретировал наши идеи. К примеру, в одной из своих книг он написал, что выбор из числа всех возможных стимулов одного такого стимула, который будет выступать для индивида в роли фигуры, является результатом множества факторов, которые он свел вместе под общим определением «интерес». Это заявление подразумевает, что потребности организма оказывают сильное воздействие на восприятие.
Как я уже упоминал, создатели теории гештальтов неоднократно доказывали, что воспринимаемый образ формируется прежде всего под воздействием динамических свойств самих стимулов. Многое из того, что Перлс определил как восприятие, мы бы могли описать как избирательное внимание к уже сформировавшемуся гештальту. Я очень удивился, прочитав и книге Перлса, что он приписывал теории гештальтов идею о том, что интересы организма являются необходимым условием формирования структуры «фигура — фон». Я также резко возражаю против сведения Перлсом воедино ряда факторов под таким термином, как «интерес», без обсуждения того, что представляют собой эти факторы и при каких условиях они могут оказывать такое объединенное воздействие, о котором упоминает Перлс.
Приведу вам еще один пример того, как Перлс неправильно понял теорию гештальтов, из его книги, очень правильно озаглавленной им: «Изучение содержимого мусорной корзины» (In and Out Garbage Pail) (1969). Он говорит: «[Наш ответ] исходит из направления, которое никогда не претендовало на статус философии [,] это гештальтпсихология… Формулировка, предложенная гештальтпсихологами, никак не может быть правильной. Они говорят, что целое больше, чем его соответствующие части. Другими словами, нечто добавляется к картине мира просто за счет образования некой конфигурации.
Если бы это было так, наше представление об энергетическом балансе вселенной нарушилось бы… Можем ли мы тогда позволить гештальтпсихологам приписывать образованию гештальта большую силу, чем та, которой наши благочестивые предки наделяли Бога?»
Удивительно, что Перлс делает подобные заявления по поводу теории гештальтов. Как я указывал раньше, мы признавали возможность приложения гештальт-анализа к очень обширному спектру отраслей науки — к физике, биологии, психологии и к их различным подразделам, а также к этике и эстетике. Фактически мы считали, что мы являемся провозвестниками общей философской позиции, а не какого-то очередного специфического методологического подхода к проблеме зрительного восприятия. Именно по этой причине мы называли себя не гештальтпсихологами, а авторами теории гештальтов.