Книга Антимавзолей - Андрей Воронин

Тяжелая стальная пластина весом в полтонны неохотно сдвинулась с места и начала закрываться, с каждым пройденным сантиметром двигаясь все быстрее и легче. Клыков услышал отдаленный щелчок, и сейчас же винтовочная пуля высекла из металла длинную бледную искру, рикошетом уйдя куда-то в глубину бункера. Он приналег, но дверь вдруг остановилась на полпути.

Опустив глаза, Клыков увидел тело охранника, лежавшее у порога и не дававшее двери закрыться до конца. Он нагнулся, подхватил труп под мышки и скорее угадал, чем услышал еще один щелчок снайперской винтовки.

Тупой безболезненный удар отбросил его назад, опрокинув навзничь. Клыков лежал, безучастно глядя на плавающий в вышине забранный стальной решеткой осветительный плафон, похожий на диковинную, неимоверно вытянутую поперек себя луну, видимую из окна тюремной камеры. Откуда-то, как ему казалось с другой планеты, доносились выстрелы, крики и даже парочка разрывов, заставивших бетонный пол под ним ощутимо вздрогнуть.

Потом прямо над ним, заслонив клетчатую электрическую луну, всплыло смуглое горбоносое лицо, почти до глаз заросшее иссиня-черной бородой. Некоторое время Клыков безразлично смотрел в это лицо, затем в нем зародилось и стало нарастать смутное беспокойство. Было что-то, что ему, кажется, полагалось сделать с этим лицом, – что-то не слишком обременительное, но очень важное.

Вспомнив, что это было, Клыков сосредоточился на своей правой руке. Собрав все силы, он смог сомкнуть немеющие пальцы вокруг удобно изогнутой рукоятки револьвера. Казалось, револьвер весит не меньше тонны. Рука умирающего слабо шевельнулась, пытаясь оторвать эту непомерную тяжесть от земли.

Стоявший над Клыковым бородач в камуфляжном комбинезоне уловил это слабое движение, и его густые черные брови удивленно приподнялись.

– Шайтан, – сказал он изумленно, нацелил висевший на плече автомат Клыкову в лицо и спустил курок.

* * *

Не чуя под собой ног, Глеб сбежал по ступенькам крыльца и прыгнул за руль. Запуская двигатель, он увидел, что дверь отделения открылась и на крыльцо, почесывая под фуражкой затылок, лениво, нога за ногу, вышел старлей – жирный, сонный, ленивый, перетянутый ремнями портупеи, с криво висящей на брюхе кобурой и красной повязкой дежурного на рукаве. Сиверову подумалось, что мент хочет сказать ему еще что-то важное, припомнившееся в последнюю минуту; он потянулся к кнопке стеклоподъемника, но старлей, не переставая чесать затылок под сдвинутой до самых глаз фуражкой, свободной рукой порылся в просторном кармане форменных брюк и вынул оттуда пачку сигарет. Глеб перестал обращать внимание на этот сухопутный вариант Моби Дика, передвинул рычаг коробки скоростей, плавно выжал сцепление и дал газ. Машина рванулась с места, и ярко освещенное крыльцо милицейского участка практически мгновенно превратилось в исчезающее позади красиво подсвеченное фонарем облако густой провинциальной пыли. Глеб от души понадеялся, что большая часть этой пыли осядет на его недавнем собеседнике, испортив тому все удовольствие от ночного перекура на крылечке, а затем забыл о нем, сосредоточившись на дороге.

Уже оставив позади последние огни поселка и выскочив в чистое поле, он посмотрел на вмонтированные в приборную панель часы. Четверть девятого. Время было детское, и Глеб, вынув из кармана телефон, набрал номер Федора Филипповича.

Мобильный генерала был отключен. Сиверов еще раз недоверчиво покосился на часы, потом на дисплей телефона. Одно из двух: либо Потапчук решил хорошенько отоспаться перед завтрашним визитом на дачу Гургенидзе, либо, как бывало уже не раз, забыл подзарядить батарею, и телефон отключился сам собой. И то и другое было одинаково паршиво; вздохнув, Глеб набрал сначала номер служебного телефона Федора Филипповича, а когда это не дало никакого результата, с большой неохотой позвонил ему домой.

Машину трясло и швыряло на изрытой ямами и ухабами проселочной дороге, ощетинившейся кусками битого-перебитого, как после минометного обстрела, асфальта. Руль так и норовил вырваться из руки, и, чтобы не улететь в кювет, Глебу пришлось снизить скорость. В трубке один за другим тянулись длинные гудки, перемежавшиеся треском и хрипом помех – связь тут была не ахти, чувствовалось, что Глеб вот-вот выйдет из зоны действия сети.

Он нажал на тормоз, прервал соединение и задумчиво почесал переносицу, решая, как быть. То, что Федор Филиппович не отвечает ни по одному из своих номеров, с каждой минутой представлялось ему все более дурным знаком. Темнота, как живое существо, шевелилась вокруг, льнула к закрытым окнам машины, и в этой темноте Глебу мерещилась крадущаяся обезьянья фигура с руками ниже колен и горбом, в профиль напоминающим сложенные крылья. Бывают люди, которые умирают раз за разом при большом стечении народа, и потом всякий раз выясняется, что умер кто-то другой – умер вместо них, умер для того, чтобы эти люди продолжали жить, сменив одну неброскую, малозаметную личину на другую, такую же неприметную. Их поступь легка и беззвучна, их расчеты всегда верны, а удары смертельны; защита не срабатывает, упреждающие действия опаздывают, и наступает момент, когда ты сидишь в машине посреди утонувшего во мраке поля и слушаешь, как тянутся в трубке длинные гудки...

"Стоп, – сказал себе Глеб. – Спокойно! Подумаешь, никто трубку не берет. Мало ли что..."

Он болезненно поморщился. "Мало ли что" – не самый сильный аргумент, когда речь идет о пропавшем генерале ФСБ. Это не иголка и не бухгалтер какой-нибудь, он всю жизнь подчиняется вот таким ночным звонкам, и вокруг него всегда полно людей, быть недоступным для которых он просто не имеет права. И если генерал ФСБ не отвечает на звонки, это серьезный повод для беспокойства.

Весь вечер Глеб провел как на иголках, а в начале двенадцатого, когда предпринимать какие-то действия, строго говоря, было уже поздно, все-таки не утерпел, поднялся из кресла, обулся, натянул на плечи куртку и сунул в карман ключ от машины. "Надо кое-что проверить", – ответил он на вопросительный взгляд Ирины и поскорее вышел из квартиры, чтобы не вступать в ненужный спор. Он сбежал по лестнице, остро ощущая свою вину и неизбывное, вечное свое окаянство, сел в машину и, наплевав на правила движения, помчался в захолустный поселок – тот самый, на одной из тихих улочек которого на днях повстречался с Клыковым.

Хуже всего было то, что он никак не мог понять, почему так спешит. Конечно, проверка была необходима, и произвести ее следовало бы сразу же, прямо на месте происшествия. Но коль скоро он этого не сделал, отвлекшись на Клыкова, и тянул с этим делом почти двое суток, то с таким же успехом проверку можно было отложить до утра, тем более что на ночь глядя в таком захолустье никого не найдешь и ни от кого ничего не добьешься. Но внезапно овладевшее им беспокойство было так сильно, что он знал наверняка: заснуть все равно не удастся. А разве есть лучший способ борьбы с бессонницей, чем прогулка на свежем воздухе?

Когда он ворвался в приемный покой крошечной районной больницы, дежурный врач, к счастью, еще не спал. Сей достопочтенный эскулап – лет двадцати семи от роду, безусый, но зато с модной козлиной бородкой и пушистыми рыжеватыми бакенбардами – бдительно стоял на страже здоровья нации, имея в правой руке рюмку неразведенного медицинского спирта, в левой – половинку парникового огурца, а напротив себя – готовую к употреблению медсестру в миниатюрном халатике, надетом, как показалось Глебу, прямо на голое тело. Действуя с решительностью и слаженностью, говорящими о немалом опыте, эта парочка первым делом постаралась выставить Глеба за дверь.