Книга Книга таинств Деливеренс Дейн - Кэтрин Хоу

Сквозь натянутую кожу его лба она ощущала его беспокойство и осознание того, что с каждой уходящей минутой приближается следующий приступ, и ничего нельзя сделать.

— Да все, — ответил Сэм. — Но я вообще-то про то, что встретил тебя.

Она улыбнулась, но как-то грустно и напряженно и молча потянула его за мочку уха.

— Слушай, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты знала…

— Даже не начинай, — перебила она.

— Ты не знаешь, о чем я, — возразил он.

— Еще как знаю, — прошептала она, крепче прижимаясь к нему лбом.

Так они и сидели с закрытыми глазами, общаясь без слов.

Вскоре Сэм вздохнул и сказал:

— Ты, наверное, привяжи меня. — Сквозь небрежный тон пробивался страх.

Конни кивнула и, поцеловав его руку, закрепила ее свешивающимся с кровати ремнем на липучке.

— И покрепче, — попросил он.

— Сэм, — сказала Конни, закрепляя вторую руку, — ты только не волнуйся, но, наверное, мы пару дней не увидимся.

— Почему? — спросил он. — Что-то случилось?

— Можно и так сказать, — ответила она, затягивая ремень. — Мне нужно сделать кое-что очень важное.

— Это для той конференции? На которую тебя хочет взять Чилтон?

Он хотел показать, что обрадовался. Сэм всегда спрашивал ее про диссертацию, каждый раз делая вид, что они просто болтают за чашкой кофе. Каждый раз сердце Конни сжималось от чувства вины, хотя он клялся, что ему гораздо приятнее обсуждать работу, чем свое состояние. Она делала вид, что верила.

— И да, и нет, — ответила она, гладя его по волосам. — Как получится. Но знай, что я все время буду думать о тебе. — Она наклонилась и прошептала ему на ухо: — Я нашла книгу.

Глаза Сэма вспыхнули от радости, он приподнял голову с подушки.

— Не может быть! — ахнул он. — И не принесла! Ты пришла ко мне и не принесла книгу!

Сэм весь дрожал от волнения. Конни ощутила волну нежности и, глубоко вздохнув, улыбнулась ему.

— Ты ее увидишь. Совсем скоро. Мне только сначала надо кое-что сделать.

Она положила руку ему на лоб, и Сэм опустил голову на подушку. Конни постаралась внушить ему ощущение легкости, спокойствия и сонливости, которое глубоко проникло в его сознание. Она хотела подготовить его тело к очередному приступу, который — она взглянула на часы и пожалела, что так открыто, — возможно, был на подходе.

— Не волнуйся, — прошептала она. — Все будет хорошо. Очень скоро.

Его веки отяжелели и опустились на глаза, подобно бархатному занавесу. Губы заулыбались, тело расслабилось, а руки в ремнях свободно повисли. Может быть, на этот раз он проспит приступ, с надеждой подумала Конни и почувствовала, что Сэм погрузился в глубокий сон. Глаза были плотно закрыты, грудь ровно вздымалась и опускалась. Конни медленно убрала руку.

С легким сердцем она вернулась к подоконнику, заткнула бутылку пробкой и положила ее в сумку. Свернув полотенце, тихо опустила его в мусорное ведро под раковиной.

Подойдя к кровати, девушка вытащила из кармана маленькую карточку без названия. Она лежала в одной пачке с латинским заклинанием для помидоров и ничем не примечательными кулинарными рецептами заливного и запеканки. Перечитав ее, Конни, улыбаясь, недоверчиво покачала головой.

На карточке была изображена, казалось, бессмысленная последовательность букв в форме треугольника. Конни все еще не верила в нее, но точно знала, что любому ребенку она известна. Заклинание выглядело следующим образом:

A B R A C A D A B R A

A B R A C A D A B R

A B R A C A D A B

A B R A C A D A

A B R A C A D

A B R A C A

A B R A C

A B R A

A B R

A B

A

И всего одна строка внизу. «Чтобы вывести болезнь, приложи к телу», — прочитала Конни шепотом. Сложив карточку пополам, она нагнулась и, коснувшись лба Сэма губами, засунула ее в наволочку ему под голову. Он тихонько всхрапнул во сне, и у Конни просветлело лицо.

— Все будет хорошо, — сказала она себе и, наверное, всей вселенной.

Затем она на цыпочках прошла по комнате и выскользнула в коридор.

Интерлюдия

Бостон, Массачусетс

18 июля 1692 года

Из зловещего коридора доносились приглушенные голоса: молодая женщина говорила быстро и взволнованно, ей вторил угрюмый мужской голос. В узких грязных камерах арестанты подняли головы, прислушиваясь. Голоса затихли. Послышалось лязганье ключей, и открылась дверь в дальнем конце. К зарешеченным окошкам в дверях камер прижались перепачканные лица: тут Джордж Берроуз — бывший пастор деревни, с сильно отросшими, спутанными волосами; там Уилмот Редд — пухлая торговка рыбой из Марблхеда, ее лицо — обычно такое веселое — вытянулось и посуровело.

Мерси Дейн печально смотрела на их лица, просовывая в камеры толстые сухари. Она не знала, сколько приносить, Сара Бартлетт сказала, чем больше, тем лучше. Из окошек к скудному пайку люди тянули руки, иногда не в силах даже сказать спасибо. Раздавая еду, Мерси медленно продвигалась по коридору, пока, наконец, не остановилась перед последней камерой. Вглядевшись внутрь, она увидела во мраке две фигуры: маленькой девочки в грязной рубашке, свернувшейся калачиком в дальнем углу, и женщины, прислонившейся к каменной стене спиной ко входу. На полу кое-где лежала солома, невыносимо воняло плесенью. Из небольшого, забранного решеткой окна под потолком в камеру проникал солнечный луч, время от времени заслоняемый ногами прохожих.

— Мама? — прошептала Мерси.

Женщина не шелохнулась. Убедившись, что никто за ней не наблюдает, Мерси положила руку на дверной замок и вполголоса проговорила длинную латинскую фразу. Под ладонью, потрескивая, вспыхнуло голубое сияние и, словно отталкиваясь от кожи, выплеснулось на заржавевший замок. Когда оно рассеялось, Мерси нажала на тяжелую дубовую дверь, которая медленно подалась. Скользнув внутрь, она прикрыла ее за собой.

— Мама? — снова прошептала Мерси.

На цыпочках подойдя к сидящей на полу хрупкой женщине, она упала на колени и положила руку ей на плечо. Деливеренс медленно повернула голову, и в глазах мелькнул проблеск узнавания.

— Мерси? — удивилась она. — Но как ты сюда…

Она осеклась, прижимая к груди дрожащую дочь. Мерси уткнулась лицом маме в шею и, обвив ее талию руками, вдыхала успокаивающий аромат ее кожи.

— Я их убедила, что пришла по поводу счета, который они прислали, — глухо сказала она, зарываясь в складки маминого воротничка. — А потом сделала так, что меня пропустили.