Книга Берзарин - Василий Скоробогатов

Многое увиденное на своем веку я основательно позабыл, но эту сценку мне не забыть никогда.

Как я уже сказал, двадцать девятого 248-я дивизия оказалась в городском секторе “Цитадель”. Здесь располагался — артиллеристы 771-го артполка это знали точно — Дворец канцлера (так на наших картах именовалась рейхсканцелярия, Имперская канцелярия. — В.С.). В ночь на 30 апреля и весь следующий день наш 2-й дивизион наносил огневые налеты на здания министерства финансов, гестапо, главного почтамта и министерства военно-воздушных сил. Настал День 1 Мая! Настроение было приподнятое. 6-я батарея раздобыла банку белой эмали, и лейтенант Киселев на снарядах выводил слова: “Фюреру — капут!”, “Лично Адольфу”… Использовал Киселев и более хлесткие фразы. Огневики понимали, что их надписи никто в стане врага не прочитает, но выплескивали свое озорство! Развлекались.

Никто из артиллеристов не знал, что творится в стане врага. Тем более не знали, что зачинщик всемирной бойни, Гитлер, ушел из жизни и сожжен — это немцы на первых порах скрывали.

Утром 1 Мая впереди нас кипел бой, но мы огня не вели — кто-то из начальства нам объяснил, что якобы командарм 8-й гвардейской В.И. Чуйков и начальник обороны Берлина Гельмут Вейдлинг ведут переговоры. О чем? Конечно, о прекращении бойни.

Пауза продолжалась недолго. Часов в десять утра наш дивизион возобновил огонь по Дворцу канцлера (на моей карте он был закодирован под номером 153) и по ближайшим зданиям. Но, как нам сообщили, последовавшая за огневым налетом атака пехоты не удалась. Упорно обороняли своего вождя немецкие моряки, эсэсовцы, гестаповцы, летчики, фольксштурмовцы.

Повторная атака, после перегруппировки, была назначена к вечеру. Наша батарея целью для огневого налета избрала правую (восточную. — В.С.) часть здания.

Огонь нам пришлось готовить с исключительной тщательностью — артиллеристы учитывали как баллистические, так и метеорологические условия стрельбы. Ведь русские атакующие цепи находились в непосредственной близости от объекта атаки, от фюрербункера.

Вскоре нам поступил сигнал — прекратить артогонь. Артогонь больше не нужен, разгорелся ближний бой — гранатно-штыковой. Там все клокотало, дыбилось, рвалось. Через мою амбразуру в бинокль виден Вильгельмплац, левее видна кирха, по площади и развалинам, перекатываясь, разбегаются тугие клубы дыма цвета светлой глины, бойцы разговаривают между собой, в ходу те же слова: буссоль, прицел, дистанция… Наши батареи облетела радостная весть: советские стрелковые батальоны ворвались в старое здание рейхсканцелярии. Это произошло перед рассветом 2 мая 1945 года. Через четверть часа на наших огневых позициях появился командир дивизиона майор Фисун. Он поздравил огневиков с успехом. Сопротивление врага сломлено. Лицо майора, несмотря на бессонные ночи, на усталость, сияло улыбкой. В шутку или всерьез, он произнес: “Ребята! Пусть наши пушки остынут. Теперь не мешало бы попробовать вкусной горячей каши!” Слова майора развеселили батарейцев».

Владимир Жилкин заканчивает свое письмо мне так:

«Сначала мне и в голову не приходило, что здесь, на Фосштрассе, наши орудия сделали свои последние выстрелы. Последние залпы Второй мировой войны».

Пехотинцы закончили свои неотложные ратные дела чуть позже.

Рейхсканцелярия, где располагалась ставка Гитлера, — это комплекс строений, как я уже сказал, сооруженных в форме кочерги, еще там имелся парк. Под ним и было сооружено огромное бомбоубежище, недосягаемое для бомб, так называемый «фюрербункер».

Дотошный московский корреспондент Лев Безыменский, находясь при политотделе 5-й ударной армии, вычислил размер территории «империи фюрера» на конец апреля 1945 года. Территория эта — кварталы в так называемом 9-м секторе немецкой обороны Берлина. Ее контролировали канцлер и фашисты, составлявшие его свиту. Была она микроскопической. Но гарнизон — мощный, с танками и артиллерией.

«С севера на юг, — сообщил Безыменский в свою московскую редакцию, — протяженность ее составляет 1650 метров — от моста Вейдендамм-брюкке до Принц-Альбертштрассе.

С запада на восток — 1150 метров — от Бранденбургских ворот до площади Шлоссплац.

Правительство Германии, назначенное фюрером в его завещании, состояло из 17 человек. Но только трое из них к 30 апреля находились во Дворце канцлера — Геббельс, Борман и новый министр пропаганды — Вернер Науман».

Рейхсканцелярия оказалась в кольце полков 301-й и 248-й дивизий.

Перед 248-й дивизией простиралась парадная часть дворца, выходившая на площадь Вильгельмплац.

По приказу командира дивизии Н. 3. Галая штурмовали фюрербункер 902-й и 899-й стрелковые полки.

В нашем 899-м стрелковом полку лучше других был подготовлен к этой операции стрелковый батальон капитана Виктора Боровкова. Ему придали две артбатареи, ими командовали опытные артиллеристы Буймов и Бойко. Пехотинцы и стрелки с пушками выдвинулись на площадь, изрытую траншеями и заваленную железной арматурой, бетонными плитами, балками. Стрелки пытались прорваться к стенам. Но стены эти, окна, балкон дворца изрыгали огонь, образовалась «тропинка смерти», оттуда непрерывно тащили убитых и раненых. Пушки наши били по огненным вспышкам. И в этом аду люди наши находились подолгу. Видел я связистов, вернувшихся из пекла, — они были в полубезумном состоянии. Что происходило на батареях — невозможно себе и представить. К счастью, и Миша Бойко, и Саша Буймов выдержали всё и даже уцелели. И Виктор Боровков, поднимавший своих людей в атаку, тоже остался цел и невредим, а вот его заместитель капитан Кошурников погиб.

Со стороны дворцового парка рейхсканцелярию штурмовали 1054-я и 1050-я стрелковые полки 301-й стрелковой дивизии. Там, видимо, происходило примерно то же, что и у нас. Трижды проклятый этот объект, рейхсканцелярия, оказался в руках 248-й и 301-й дивизий.

На рассвете 2 мая мы на командном пункте полка, в руинах с видом на Вильгельмплац и рейхсканцелярию, получили приказ: «Прекратить огонь».

Приказ поступил внезапно, хотя его, по логике, и надо было ожидать.

В конце апреля в полк поступило от имени генерала Берзарина такое приказание: «Постарайтесь захватить живыми оставшихся главарей фашистской Германии».

Исполнять приказание в числе прочих, воевавших в правительственных кварталах, должны были бойцы стрелкового батальона Виктора Боровкова.

Штурмовым подразделениям, действовавшим здесь, своевременно передали приказ о прекращении огня. Но… Вот уже 15.00 2 мая. И вдруг — стрельба. Бой за рейхсканцелярию еще не закончился? Неподалеку возник опасный очаг, где стрельба усилилась. Били пулеметы и автоматы, слышались взрывы. Бой не остывал.

— Что там за кутерьма? — возмутился полковник Артемов.

Штабники выяснили, что на позициях батальона Боровкова появилась невесть откуда немецкая бронетехника. Боровков пытается «успокоить» две панцирные единицы: бронетранспортер и прикрывающий его легкий танк. Откуда свалился этот броневой кулак? Оказывается, эта броневая сила, сокрушив огнем и броней баррикаду на выходе из парка Дворца канцлера, оставляя за собой раздавленные орудия и пулеметы, вырвалась из построек над фюрербункером, подавила заслоны и пытается уйти в сторону Ангальтского вокзала. Вот это фокус! Какая-то взбесившаяся кучка нацистов, ринувшись на прорыв, застряла в развалинах. Воины первого батальона, бронебойщики Виктор Горогуля и Сергей Вангелев своим ПТР повредили мотор броневика, а танк подорвался на мине. Фашисты, покинув машины, укрылись в завалах кирпича, за броней, ведут огонь со всех видов оружия. В переговоры не вступают.