Книга Знаменосец «Черного ордена». Биография рейхсфюрера СС Гиммлера. 1939-1945 - Роджер Мэнвелл

В Гогенлихен, наводненный немецкими беженцами с Востока, Бернадотт приехал в сопровождении Шелленберга. Вопреки его ожиданиям, они застали Гиммлера оживленным и бодрым. На нем была зеленая форма Ваффен-СС и очки в роговой оправе вместо пенсне, знакомого Бернадотту по множеству портретов и фотографий. Вот как описывает Гиммлера сам Бернадотт:

«У него были маленькие, нежные руки хорошей формы, к тому же тщательно наманикюренные, хотя в СС это запрещалось. Кроме того, к моему изумлению, держался он чрезвычайно дружелюбно. Рейхсфюрер был не лишен чувства юмора, хотя, на мой взгляд, его шутки были несколько мрачноваты… Словом, в его внешности не было ничего дьявольского. Ничто в выражении его лица не выдавало той ледяной жестокости, о которой я столько слышал. Гиммлер… казался жизнерадостным человеком, а о своих взаимоотношениях с фюрером он говорил с хорошей сентиментальностью в голосе».

Бернадотт, знавший об интересе Гиммлера к Скандинавским странам, подарил ему книгу XVII века о скандинавских рунических надписях, и рейхсфюрер был «заметно тронут». Но когда граф обратился к нему с просьбой освободить несколько тысяч норвежских и датских заключенных и выслать их в Швецию, Гиммлер отказал. Он, впрочем, пообещал перевести их в два особых лагеря, где о них могли позаботиться представители шведского Красного Креста. После обсуждения опасностей, грозящих Европе в случае победы русских, он также сказал, что «в случае необходимости позволит передать находящихся в лагерях евреев военным властям союзников». Уже прощаясь, Гиммлер попросил Шелленберга найти для Бернадотта хорошего водителя, чтобы доставить графа в Берлин в целости и сохранности. «В противном случае, – добавил он, – может случиться так, что в шведских газетах появятся заголовки: «Военный преступник Гиммлер убивает графа Бернадотта».

Несмотря на внешне теплое расставание, Гиммлер, по свидетельству Шелленберга, был крайне раздражен этим вмешательством в переговоры, которые он хотел сохранить в тайне. Тот факт, что Риббентроп и Кальтенбруннер знали о визите Бернадотта, означал, в частности, что о нем станет известно и Гитлеру, поэтому Гиммлер решил опередить события и официально приказал Кальтенбруннеру и Фегелейну, своему официальному представителю в штабе Гитлера, ввести фюрера в курс дела. По словам Фегелейна, Гитлер отреагировал следующим образом: «С помощью такой ерунды в тотальной войне ничего не добьешься». Шелленберг со своей стороны утверждает, что по дороге в Гогенлихен посоветовал Бернадотту пойти на компромисс в отношении датских и норвежских заключенных и попросить перевезти их на транспорте шведского Красного Креста в центральный лагерь на северо-западе, а не передавать шведам для интернирования. Свое предложение он подкрепил заверениями, что граф, дескать, «произвел на рейхсфюрера весьма благоприятное впечатление» и что Гиммлер выразил желание поддерживать с ним более тесную связь.

Неделю спустя Гиммлер отправился в Берлин на прием, устроенный Геббельсом в своем министерстве. Там они обсуждали, в частности, возможность мирных переговоров, но Геббельс к тому моменту вновь поверил в Гитлера и отказался предпринимать что-либо без ведома фюрера. Он также намекнул, что предпочел бы объединиться со Сталиным на востоке, а не с союзниками на западе, но только при условии, что фюрер решится на такой шаг. «Безумие», – заметил на это Гиммлер и поскорее отошел прочь34. Геббельс явно готовился к роли героя-защитника Берлина, готового ради фюрера положить свою жизнь и жизни жены и детей.

Керстен вернулся из Стокгольма 3 марта – после переговоров с министром иностранных дел Швеции Гюнтером, опасавшимся, что, если Германия не выведет войска из Норвегии, союзники вынудят Швецию нарушить нейтралитет и вступить в войну. Кроме Гюнтера, Керстен встречался в Стокгольме и с Гилелем Сторчем – одним из лидеров Нью-йоркского отделения Всемирного еврейского конгресса, готовым использовать любой шанс для обеспечения безопасности и освобождения евреев, находящихся в заключении в Германии. Узнав от него о приказе Гитлера уничтожить лагеря вместе с заключенными, но не допустить их освобождения союзниками, Керстен начал переговоры с Гиммлером об освобождении евреев с помощью Международного Красного Креста.

К этой нелегкой задаче он приступил 5 марта. «Гиммлер пребывал в сильном нервном напряжении, – пишет Керстен, – и мне никак не удавалось его убедить».

В следующие дни Керстен пытался воздействовать на совесть Гиммлера и пробудить в нем остатки человечности. Тем же занимался и Шелленберг.

«Я боролся за его душу, – рассказывал он. – Я умолял его воспользоваться шведскими связями… Я посоветовал ему поговорить с графом Бернадоттом, попросить его слетать к генералу Эйзенхауэру и передать ему предложение о капитуляции».

По словам Шелленберга, Гиммлер в конце концов дал свое согласие и поручил Шелленбергу вести дальнейшие переговоры с Бернадоттом, с которым не хотел встречаться сам из страха перед Гитлером и руководящей верхушкой в Берлине, которая, будучи настроена к нему враждебно, имела более свободный доступ к фюреру.

В тот же день, когда Керстен начал переговоры с Гиммлером, из Швеции прибыл Бернадотт, чтобы закончить приготовления для перевозки датских и норвежских заключенных из лагерей по всей Германии в центральный лагерь в Нойенбурге[14]. Эти переговоры вели Кальтенбруннер и Шелленберг, причем трудности возникали с обеих сторон. Бернадотт утверждает, что переборол сопротивление Кальтенбруннера и уговорил его сотрудничать, однако, по словам профессора Тревор-Роупера, Бернадотт сам категорически отказался перевозить заключенных нескандинавского происхождения на шведском транспорте, о чем и написал Гиммлеру35. Эту проблему пришлось решать Гюнтеру и Керстену, из-за чего заключенных перевезли только в последние две недели марта.

Одновременно Керстен вел дальнейшие переговоры с Гиммлером по вопросу чрезвычайной важности, снова выступая в качестве активного посредника между ним и Гюнтером. Двенадцатого марта Гиммлер наконец-то подписал документы, в которых брал на себя обязательство саботировать приказы Гитлера о ликвидации концлагерей и уничтожении заключенных. Рейхсфюрер обещал также остановить массовые казни евреев.

На решение Гиммлера, несомненно, повлияло то, что 10 марта он узнал о разразившейся в концентрационном лагере в Бельзене эпидемии тифа. Кальтенбруннер пытался скрыть от него этот факт, но правда все же выплыла наружу, и Керстен немедленно воспользовался случаем, чтобы усилить давление на рейхсфюрера. «Я подчеркнул, что он ни при каких обстоятельствах не может позволить этому лагерю стать рассадником заразы и подвергнуть риску всю Германию». В результате Гиммлер немедленно отправил Кальтенбруннеру приказ, в котором по настоянию Керстена потребовал принять самые решительные меры по борьбе с эпидемией. Девятнадцатого марта Гиммлер приказал коменданту Бельзена прекратить убийства евреев и любой ценой снизить смертность среди заключенных, которых на тот момент осталось в лагере примерно 60 тысяч. Ситуация в Бельзене действительно была настолько ужасной, что даже Хёсс испытал потрясение при виде такого количества умерших.