Книга Фаворит. Сотник - Константин Калбазов

– Да я не к тому, – замотал головой Артем. – Сказывают, что государь перед своим отбытием в поход, благословил брак царевны Елизаветы и боярина Трубецкого, что нынче княжит во Пскове.

– И? – Подбодрил парня Фрол.

– И к концу августа отбывает она значится в Псков, чтобы выйти замуж за Ивана Юрьевича.

– Как так отбывает? – Удивился Иван. – А отчего свадьбу не играют в Москве? Ведь он боярин московский.

– Боярин-то московский, да князь псковский. А они-то на особицу. Коли свадьбу их князь играть надумал, то непременно во Пскове.

Иван дернул себя за нос. Прикинул так и эдак. Возможно ли такое? Скорее всего. Взять разных принцесс, которые отправлялись на чужбину к будущим мужьям, где и сочетались браком. Да взять ту же Софию Палеолог, что привнесла на Русь как кровь басилевсов, так и регалии византийские. Тоже приехала к Ивану Третьему, да еще и крестилась повторно по его требованию.

Трубецкой же два года назад был призван псковичами на княжение. Традиция у них, призывать на стол московских князей. Пусть тамошний князь и имеет слишком мало власти, тем не менее, данное обстоятельство явно указывает на склонность к Москве. И если Николай решил продолжить политику своего батюшки по бескровному собиранию земель русских, то данный шаг вполне оправдан. Пусть на первый взгляд и покажется уступкой несусветной.

Хм. Надо же. Вроде и думает о политических раскладах, а на душе отчего-то кошки скребут. Муторно так, что прямо-таки подмывает заткнуть разговорившегося Артема. С чего бы это? Взревновал Елизавету к ее жениху? Да с чего бы. Он ведь всегда к ней ровно дышал. Более того, иначе как с прагматичной точки зрения, ни разу о ней и не подумал.

Угу. Ну, себе-то врать не надо. Мысль о том, что такая красавица, да еще и царевна, ему салом по сердцу, чего уж там. Нет, ответных чувств у него не было. Тут скорее иное. Мужское самолюбие что ли. Вот она любила его, любила, а замуж пошла за другого. Да, скорее всего дело именно в самолюбии.

Боярин Пятницкий пребывал в дурном настроении. И это мягко говоря. А с чего бы быть хорошему-то, коли вести хуже некуда? Мало того, что сторонники Москвы уж почитай полсотни лет как забирают все больше и больше силы. Так еще и царь московский не дремлет.

Два года назад стараниями сторонников Рюриковичей на княжеский стол вновь был призван московский князь. Причем не простой, а боярин. Мужичье тупое тому порадовалось и возгордилось небывало. А то как же, царь русский им поклонился, прислав на княжение своего ближника. А ведь всем ведомо, что князь во Пскове власти почитай и не имеет.

Знает Ефим Ильич, чьи то наущения. Бояре Офросимов, Севрюгин да Барановский постарались. Они вишь видят спасение Псковской земли только в единении с Москвой. Да народ к тому склоняют. И то, что уж столько лет над ними суд чинит московский князь, приучает их к повиновению царевым людишкам.

Конечно иные партии стараются разбавить власть и влияние князей. Вон и двух посадников сумели провести, по одному от каждой партии. Так что, князь без них ни одного судебного решения принять не может. И в строительство крепостей да церквей, так же ввели посадских помощников от веча. В поход князь мог выступить только с позволения веча. А в командовании войском ему помогали двое тысячников. Все верно. По одному от каждой партии.

Словом, пусть князь и московский, но его влияние худо-бедно удавалось сгладить. Вообще-то полумеры. Но ты поди реши по иному. Во Пскове семь боярских родов. Именно, что родов, потому как звание это тут наследуемое. И дети продолжают дело своих родителей. Если нарушится этот баланс хотя бы самую малость, и шаткое равновесие рухнет в одночасье.

Сторонниками Москвы выступают только трое бояр. Но это-то и обеспечивает им большинство. Потому как остальные четверо разделились по двое за Новгород и Литву. И договориться меж собой никак не могут. Только и того, что по взаимному уговору удалось сойтись по посадникам и тысячникам. Иначе и здесь московская тройка заткнула бы их за пояс.

И тут, в дело вступает московский царь. Вздумалось ему выдать замуж свою сестру за Трубецкого именно в тот момент, когда тот сидел на псковском столе. Оно бы избавиться от него. Но повода серьезного нет. Народ им доволен. Да и с противоборствующими партиями у него все вроде ладится. Не выпячивается, особо никуда не лезет, обязанности выполняет справно, судит по справедливости. Да так, что народ всякий раз его решением доволен. Ни разу паразит не оступился.

А что такое московская царевна? Да она еще не приехала, а народ уже едва ли не приплясывает. А то как же! Мало того, что покойный Дмитрий им поклонился своим боярином, так молодой Николай и вовсе сестрой отдаривается! Да стоит только ей приехать в Псков, как ее отсюда уже не выпустят. Людишки мертвой хваткой в нее вцепятся. В смысле, в мужа ее, конечно же, которого с княжеского стола нипочем не опустят.

И сколько не старались распускать очерняющие ее слухи, пока все было безрезультатно. А если она окажется хотя бы малость умна, и пожелает братцу своему помочь, памятуя о долге крови… Народу ведь много не надо. Приветить пару убогих, сходить в собор на общую службу, пройтись поторговаться по рынку, потетешкаться с каким младенцем, восхитившись его красавицей матушкой, да помочь случайной старушке, поклонившись ей в ноги. Все! Народ влюбится в нее, и вцепится мертвой хваткой. Даже если князь вдруг превратится в непроходимого тупицу и кровопийцу.

Вскоре на подворье Пятницкого подъехал его единомышленник, боярин Аршанский. Этому всего-то двадцать пять, вдвое младше Ефима Ильича. Но… Жизнь она и есть жизнь. Пятницкий еще с батюшкой Никандра вместе держались, и коллегиум вильненский заканчивали. Да прибрал Господь дружка его закадычного. Сын же, как и подобает достойному отпрыску, пошел по стопам родителя.

– Здравия тебе, дядька Ефим, – пройдя в горницу, поклонился хозяину гость.

Не более высокому по положению кланяется, тут они равны, но другу верному батюшки покойного. А тут уж иной подход. Оно, с него конечно никто не спросит, и не осудит. Но уважить того, кто держал тебя в младенчестве на коленях, ничуть не зазорно. А то и вовсе, поднимет тебя в глазах окружающих.

– Здравствуй сынок. Проходи, присаживайся. За стол пока не зову, потому как ожидаю еще гостей. Но коли голоден…

– Кваску бы испить, дядька Ефим. Палит сегодня, словно и не осень на пороге.

– Это да. Лето в этот раз выдалось жаркое. Евдокия!

– Слушаю тебя, Ефим Ильич, – поспешила на зов молодуха в теле.

– Квасу кувшин с ледника принеси.

– Нельзя тебе с ледника, боярин, – безапелляционно возразила женщина.

– Ты мне еще пооговаривайся. Живо на конюшню спроважу, да прикажу вожжами по телесам пройтись.

– Вели, батюшка боярин. А только…

– Евдокия, то мне квас, – остановил перебранку Аршанский, – Слово боярское, дядьке Ефиму и капли не дам испить. Только поспеши, богом молю.