Книга Хроника тайной войны и дипломатии. 1938-1941 годы - Павел Судоплатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это постановление подписал Сталин. Оно — свидетельство того, что, во-первых, порядок в тыловых районах, прилегающих к зоне боевых действий, был установлен, а во-вторых, оно говорило об исключительной роли, которую сыграли органы НКВД в битве за Москву.
После эвакуации основных оперативных управлений, архива и других подразделений в Куйбышев и Горький руководство НКВД, включая Л. Берию, В. Меркулова, Б. Кобулова, И. Серова, В. Чернышева, разместилось в Высшей школе пожарной охраны, находящейся недалеко от ВДНХ. Сейчас там также располагается Высшая школа пожарной охраны МВД. Там тогда находился кабинет Берии. В общем кабинете по соседству — в большой учебной аудитории — расположились Кобулов, Серов, Чернышев и я.
В эти дни мы пережили несколько стрессовых и драматических моментов. Например, 15-го и 16 октября, когда обострилась обстановка, среди беженцев на шоссе Энтузиастов появились панические слухи, которые распространялись с быстротой молнии. Но благодаря своевременно предпринятым мерам и грамотным действиям работников НКВД никакого существенного ущерба элементы паники не нанесли.
16 октября неожиданно были выведены из строя передающая радиостанция наркомата морского флота в Томилино и приемная радиостанция этого же наркомата в Вешняках, кроме того, разрушены радиобюро и автоматическая телефонная станция, размешенная в наркомате морского флота. В результате этого лишились радиосвязи пароходства в Ленинграде, Мурманске, Архангельске, Астрахани, Махачкале. Все это нервировало руководство и, естественно, были приняты самые строгие меры в отношении начальника центрального узла связи наркомата морского флота Березина. Как выяснилось, именно он отдал распоряжение о разрушении станции и передавал его по прямому телефону начальникам радиостанций, находившихся в Томилино и в Вешняках. Этими действиями был нанесен большой ущерб и было временно потеряно управление морским транспортом.
Интересно, что наши действия по созданию московского подполья не прошли мимо противника. В отчете штаба немецкой полиции безопасности (СД) о положении в СССР за февраль 1942 года, который оказался у нас в 1944 году, фигурировали планы создания «специальных боевых большевистских организаций НКВД в Москве». Указывалось на то, что в Москве существенную угрозу представляет нелегальная боевая организация НКВД. Говорилось также и о том, что она была создана на случай оккупации Москвы немецкими войсками, отмечалось, что главным для русских было проведение акций против немецких войск, организация саботажа и террора.
В боях под Москвой ОМСБОН понес первые серьезные потери — погибли первый комиссар бригады, одно время секретарь парткома разведывательного управления НКВД, капитан госбезопасности А. Максимов и заместитель командира бригады полковник И. Третьяков. Более 50 спецназовцев погибли в боях на ближних подступах к столице. Однако приближение переломного момента в битве за Москву в нашу пользу ощущалось все более явно. Меня особенно восхищал высокий уровень боевого мастерства бойцов и офицеров А. Авдеева, В. Токарева, Э. Соломона, А. Саховалера, М. Бреусова, Д. Гудкова, П. Дмитриева, М. Егорцева, А. Шестакова, М. Петрушиной и многих других. 75 спецназовцев, отличившихся в битве под Москвой, «за образцовое выполнение заданий командования и нанесение тяжелого урона противнику» были награждены высокими правительственными наградами.
Именно в боях под Москвой прошли боевое крещение в тылу врага и в минно-подрывной войне будущие руководители прославленных партизанских соединений Герои Советского Союза Д. Медведев, Е. Мирковский, М. Прудников, В. Карасев, Б. Галушкин.
Еще несколько штрихов к Московской битве. Должен сказать, что наступление наших войск под Москвой в полном масштабе держалось в строжайшем секрете. И даже несмотря на то, что я возглавлял фактически самостоятельную разведывательную службу, остававшуюся в Москве, меня только проинформировали о том, что мы «воспользуемся, — я цитирую слова Берии, — благоприятно складывающейся для нас обстановкой в декабре, когда немецкие войска утратят свои наступательные возможности». Интересно, что и мы в НКВД, по данным от наших партизанских групп в тылу немцев, и военные в Генеральном штабе пришли в конце ноября 1941 года к общему выводу, что противник выдохся и остановлен Красной армией. По линии НКВД мы руководствовались тогда не спецсообщениями, а просто опросами наших командиров партизанских диверсионных соединений, действовавших в тылу противника. Не могу не вспомнить в этой связи одного из руководителей таких отрядов Д. Каверзнева и героически погибшего сотрудника райотдела НКВД И. Солнцева, ставшего одним из первых чекистов — Героев Советского Союза.
Переход Красной армии в масштабное контрнаступление 5 декабря был для меня приятной неожиданностью. Я понимал, что события на фронте меняются в лучшую для нас сторону. Уже в ноябре чувствовалась нарастающая уверенность нашего командования в исходе сражения. В Ставке, в военном руководстве столицы установился режим напряженного спокойствия. Кризис в битве под Москвой после ноябрьских праздников 1941 года миновал.
Кардинальное изменение обстановки под Москвой в нашу пользу поставило перед органами НКВД новые задачи. Его спецназ, несмотря на понесенные потери, по-прежнему был высокобоеспособной ударной силой, способной действовать теперь на коммуникациях отступающего противника. Особенно обернулось колоссальным плюсом то, что мы не растеряли наши кадры подрывников и диверсантов в горниле Московской битвы. Ведь именно они позднее проявили себя блестяще и в партизанской войне.
Урок битвы под Москвой заключается и в том, что спецназ госбезопасности в критический момент сражения являлся резервом особого назначения Ставки.
20 декабря по случаю годовщины ЧК никаких торжественных собраний не было, никаких торжественных речей не произносилось. Берия собрал в этот день оперативное совещание руководящего состава. На нем, по поручению Сталина, он поставил передо мной ответственные задачи по развертыванию зафронтовой работы в тесном взаимодействии с командованием Красной армии. Придавалось исключительно важное значение перенесению акцента наших усилий, в соответствии с поручением Жукова, на разрушение коммуникаций отступающих немецких войск. Ответственными за исполнение плана действий наших спецотрядов зимой 1941–1942 годов были мой новый заместитель В. Какучая и мой связник в подполье во Франции в 1937 году Л. Сташко.
На этом же совещании рассматривался и вопрос об уроках борьбы с немецко-фашистской агентурой, действовавшей в нашем тылу. В выступлении Берии сквозила озабоченность тем потенциалом, каким обладают немецко-фашистские спецслужбы и их сателлиты для ведения тайной войны против советского государства после поражения под Москвой. Вызывало беспокойство, что вся масса недовольных людей, связанных с остатками антисоветского подполья, будет использована немцами вместе с большим количеством военнопленных и дезертиров, оказавшихся на оккупированной врагом территории. Мы уже имели сведения о формировании оккупантами местных администраций, вспомогательной полиции, и это, конечно, не могло нас не настораживать.
Берия также поставил задачу: перенести усилия в контрразведывательных операциях на внедрение нашей особо проверенной агентуры в немецко-фашистские службы и оккупационную администрацию. Это задание рассматривалось в качестве важнейшего направления зафронтовой работы НКВД.