Книга Крушение - Эмили Бликер

– Дэвид, – сказала она, называя его особым именем. В тот момент он и впрямь напоминал ей библейского Давида, такой упорной решимостью и праведным негодованием были сведены его брови. Она знала, что, будь его воля, он рассказал бы Джерри всю правду, а там будь, что будет. Но Лиллиан не могла на это решиться. Она не была готова. – Я сейчас все исправлю. Верь мне. Дай мне одну минуту.

Его сердце билось так быстро, что она не успевала считать удары, глаза были влажны, и в них светилось отчаяние.

– Лили, ты уверена? Не позволяй ему обижать тебя.

– Обижать? Вот это уже наглость. – Джерри тряхнул головой, но не подошел ближе.

– Всё в порядке, – ответила она.

Не обращая никакого внимания на Джерри, будто того и не было рядом, Дейв взял ее за руку так, словно собирался увести с собой. Она, склонив голову на бок, смотрела на его гладкое лицо и старалась не вспоминать…

Но воспоминания возвращались к ней против ее воли. Все самые прекрасные моменты, пережитые ими вместе, пронеслись перед ее внутренним взором, словно чистокровные лошади на скачках. Его руки, его губы, его кожа, его отвага, решимость, преданность. Его объятия ночью, веселый смех днем, его неутолимая, всепоглощающая любовь к их сыну. Хуже того, в его лице она видела черты Пола, и, когда он отнял у нее свою руку, ей было тяжело его отпускать.

Волнуясь, Лиллиан повернулась к Джерри. Когда, собравшись с духом, она наконец смогла взглянуть ему в лицо, то с удивлением обнаружила, что гнев покинул его совершенно. Щеки залила смертельная бледность, кожа под глазами обвисла.

– Я больше не могу так, Лил, – выдохнул он. – Сначала я думал, что ты умерла, и был вне себя от горя. – Кончиком пальца он тихонько обвел лицо Лиллиан, точно рисуя. – Потом ты вернулась, и вот я снова тебя теряю. Ты уходишь к нему. – И он, склонив голову на бок, показал бровями.

– К Дейву? – переспросила она, уже зная ответ. – Дейв – мой друг, Джер. Да, я его люблю, но мы не вместе.

– Это ты сейчас так говоришь, а сама каждую свободную минуту проводишь на телефоне, разговаривая с ним бог весть о чем. Летишь к нему через все страну, придумываешь какие-то интервью, только чтобы побыть с ним… – Он понизил голос. – Ты даже не спишь со мной в одной постели. Как я могу тебе верить?

Лиллиан обернулась посмотреть, слушает ли Дейв их разговор. Он снова стоял, привалившись к стене, точно готовясь защищаться, но, судя по его позе, вряд ли ловил каждое их слово.

– Что я могу тебе сказать, Джерри? Мы с Дейвом не любовники, вот и всё. Дейв и Бет очень стараются восстановить свои отношения, ходят к психологу. – Она шагнула к нему. – Может, и нам сделать то же самое?

– Вряд ли он говорит своему психологу, что ночью часами разговаривает с другой женщиной по телефону. – Джерри повысил голос так, чтобы Дейв это услышал, и тот нетерпеливо переступил с ноги на ногу, точно ему очень хотелось ответить.

– Только любовь тут ни при чем, – объяснила Лиллиан. – Я нуждаюсь в нем, потому что он единственный человек, который знает, через что мне пришлось пройти.

Но Джерри только тряхнул головой.

– Вот уж это совсем нечестно, Лиллиан. Разве я могу узнать, через что именно тебе пришлось пройти, если ты даже не говоришь со мной об этом?

– Говорить с тобой? Да тебе же совсем не интересно. Стоит мне только заговорить с тобой о Поле, как ты либо перестаешь меня слушать, либо меняешь тему. А Дейв был с Полом. Он помнит его живого. А мне так нужно, чтобы кто-нибудь помнил моего мальчика, Пола, как он жил и как умер у меня на руках… – Тут Лиллиан так прикусила себе щеку, что ощутила на языке металлический вкус крови. Нет, она не будет снова плакать по их мальчику – по крайней мере, не сейчас, не в присутствии Дейва, которому отказано даже в праве горевать по собственному ребенку.

Джерри мрачно покачал головой.

– В общем, выбирай, Лиллиан: Дэвид или я. Я не говорю сейчас «я и мальчики», я имею в виду только себя. Я тебе нужен или нет? И если да, то никаких больше ночных звонков, никаких тайных встреч. Или все это заканчивается прямо сейчас, или… – Его голос прервался, но он, кашлянув, продолжил: – Или у нас с тобой все кончено.

Он смотрел на нее, и на его лице был написан страх, как будто он заранее знал ответ. Лиллиан не знала, как ей быть, если Джерри сейчас заплачет.

Мир сгустился вокруг нее в ледяной туман, как будто время застыло, а она продолжала мчаться сквозь него на высокой скорости. Значит, ей надо выбирать. Джерри, отца ее детей, за которым она замужем уже двенадцать лет, и который часто лучше ее самой знает, что ей нужно? Или Дейва, к кому ее влекла невидимая сила, как в тех фантастических фильмах, которые обожает Джош, с кем они были на краю гибели, вместе выживали, родили сына и смотрели в глаза смерти? Единственного человека в мире, который всегда защитит ее и никогда не бросит, что бы ни выпало ей на долю?

Как же это несправедливо… Случись это три, нет, даже два месяца тому назад, она решилась бы, вспомнив то видение, которые было ей в госпитале в Гуаме, – картинку их жизни с Дейвом. Но после того, что они сделали сегодня?.. Нет. Теперь Дейв навсегда останется с Бет, а она – с Джерри.

Лиллиан еще раз оглянулась на Дейва, прежде чем ответить окончательно. Он стоял, щурясь на потолочные огни, и его лицо выражало не страх и даже не надежду, но решимость – и еще нечто вроде стыда. Это Джерри боялся, что Лиллиан выберет Дейва, но сам Дейв, похоже, ни минуты не сомневался в том, с кем из них она вернется домой сегодня.

Она повернулась к мужу и прошептала:

– Я выбираю тебя.

Глава 30. Лили – День пятьсот восемьдесят девятый

Остров

Песок такой горячий, что обжигает мне щеку, но я этого не чувствую. Хотя нет, неправда: все я чувствую, но я это заслужила. Я вжимаюсь лицом в перегретые мелкие гранулы – мне кажется, что, если я зарою голову поглубже, то снова услышу его крик, негромкий, мяукающий, так похожий на крик чайки.

Прошел месяц, а я все никак не привыкну к тишине, наступившей сейчас, когда остались только мы с Дэвидом. Не знаю, почему я никак не могу привыкнуть. Пол был со мной всего три месяца – сущий пустяк по сравнению с тем, сколько я живу на свете; но, едва он появился, мне сразу стало казаться, будто он был всегда. И вот его больше нет; у меня такое чувство, будто я умерла вместе с ним.

Я не могу больше спать в убежище. Ведь все случилось именно там, там он сделал свой последний вдох. А я ничего даже не видела, я дрыхла. Мой малыш спал в моих объятиях, как каждую ночь с самого своего рождения. И вот в какой-то момент, ночью, он просто перестал дышать, а я заметила это, только когда от молока у меня раздулись груди, а мой сынок уже похолодел и посинел у меня в объятиях.

Мой вопль разбудил Дэвида. Видеть, как он, для кого отцовство было не только радостью, но и смыслом жизни, вдруг в одночасье потерял этот смысл, было для меня наказанием вдвойне – как будто в тот день умерли сразу двое. Дэвид говорит, что ни в чем не винит меня, но я ему не верю. Я сама обвиняю себя, так как же может не обвинять он? Что это за мать, у которой ребенок умирает во сне, а она ничего не чувствует? Даже если б я действительно ничего не могла сделать – в чем я совсем не уверена, – я могла бы просто быть рядом с ним, видеть его глазки, поцеловать его личико, пока оно еще было розовым и теплым…