Книга Война роз. Воронья шпора - Конн Иггульден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маргарет высадилась в Англии вместе с сыном. Мысли Эдуарда крутились вокруг этой новости, каким-то образом пробуждая в нем жажду. Из всех дарованных богом питий – вина, дарующего сон, эля, приносящего с собой веселье, и зелья, выгнанного на толченом зерне, он больше всего тосковал по последнему. Римляне называли его aqua vitae, скотты – uisge beatha, «живой водой». Но каким именем ни пользуйся, напиток этот приводил Эдуарда в ясную и ровную сосредоточенность, позволяя час за часом говорить и говорить, а потом засыпать, когда для этого приходило время. Конечно, следующий день не сулил ничего хорошего, однако он привык к боли, как говорит братец Ричард. Ну а жизнь без боли пресна, как говядина без соли.
Интересно, каким стал сын Маргарет за прошедшие десять лет? Когда этот парень оставил Англию, он, король Эдуард Йорк, был всего лишь графом Марчским…
Эдуард знал, что после смерти отца буквально взбесился. Он не любил вспоминать об этом времени даже в обществе братьев. Тогда Уорик был его другом, и он пил много вина и виски, позволявших ему убивать. Изрядное количество подобных событий просто исчезло из его памяти, словно жил и действовал тогда какой-то другой человек, а не он.
А потом Эдуард обнаружил, что провел слишком много времени в пьяном оцепенении этих бурных месяцев. Он помнил, что не стал тогда смывать кровь с панциря, оставив все брызги на месте. Пятна, подобно краске, отшелушились сами собой.
Лучи солнца проникали в комнату сквозь высокие окна. Король поднялся и принялся расхаживать вперед и назад, а потом прислушался, когда где-то неподалеку, совсем рядом, заплакал ребенок. Его сын. Его наследник. Мысль эта заставила Эдуарда улыбнуться, и он, перекрестившись, безмолвно помолился о благополучии мальчика. Ему оставалось только надеяться, что его сын будет править в мире, когда придет его время. Родившаяся в войне династия вполне могла превратиться в правящую фамилию.
Так случалось и прежде… И к тому же теперь его линия перестала быть младшей.
Расхаживая, он увидел внутренним взором огромную бутыль с красным вином, которая, как ему было известно, возвышалась на комоде сразу за дверью в кухню. Он воистину видел ее, что было совершенно странно. Эдуард знал, что посудина содержала самое грубое зелье, едва ли не уксус, используемый поварами, но одна только мысль о нем наполняла его рот слюной, словно это был самый изысканный напиток, какой он мог бы избрать в этот момент.
Король остановился, посмотрев на дверь, за которой находилась спускавшаяся на кухню лестница. Он вполне мог позволить себе утопить день в этом скверном вине. Никто не посмел бы упрекнуть его в этом. Он мог бы начать с небольшого стаканчика, чтобы просто поверить, не возмутится ли желудок, ну а если этого не произойдет, вино поможет ему скоротать ожидание. Пойдет ли Маргарет на Лондон? Эдуард никак не мог заранее узнать о ее намерениях, однако шпионы его следили за дорогами, имея при себе голубей в маленьких плетеных клеточках. Его птицы вернутся домой. И тогда он выступит в последний раз – против врага столь же старого, как и сама война. Против женщины, убившей его отца и брата. Против женщины, разорвавшей Англию пополам ради слабого и больного короля. Против женщины, чей сын присвоил себе титул, распоряжаться которым имел право лишь он один, король Эдуард. Принцем Уэльским может быть только его собственный сын, и никто другой.
Он не позволит этой женщине и ее сыну оставаться в живых. Видит Бог, он заплатил свою цену, подумал Эдуард. Он хотел одного – окончить эту войну. Тут он понял, что забыл о хранящемся в кухне красном вине, и поздравил себя с этим, хотя тут же снова захотел выпить.
* * *
Графства Корнуолл и Сомерсет далеки от Лондона в смысле, не имеющем ничего общего с дорогами или картами, при всей драгоценности и редкости последних. Морское побережье было хорошо известно, однако на западе существовали и такие края, куда ни один шериф не отправит своих людей без компании дюжих пареньков с увесистыми дубинками. В этих удаленных местах праведные мужи и жены осуждали налоги, а в церкви взыскание их перечисляли наряду с другими грехами. В деревнях повиновались законам куда более древним, чем те, которым следовал Лондон; возможно, бывшим древними и строгими уже в ту пору, когда римляне вытаскивали свои корабли на эти берега и строили на них свои изысканные виллы. Лондон был иным – в нем властвовали законы, обычаи и привычки, не достигавшие запада.
Маргарет обнаружила, что дело ее не забыто в Йовиле, а также в Эверкриче и в Уэстхолме. В каждой крохотной деревеньке или селении несколько крепких мужчин откладывали инструменты, целовали жен и прощались с детьми. Увидев стяги Ланкастеров, они снимали шапки в присутствии королевы, и глаза ее переполнялись слезами при виде шеренги кудрявых мужчин, принимавших присягу под командованием одного из сержантов Сомерсета.
Они медленно и слитно выговаривали собственные имена и краснели, когда при этом присутствовала королева. Им и в голову не приходило судачить о ней как о женщине, благородной леди и французской даме. Маргарет была настоящей диковиной для людей, рассчитывавших умереть, ни разу не отойдя дальше трех миль от места своего рождения, как и сотня поколений их предков. Они отлично знали собственную землю, каждое дерево и поле, каждую межу и каждый обычай. Они посещали мессу, крестили своих сыновей и дочерей и никогда особо не задумывались над тем, чем заняты в Лондоне короли и королевы, пока одна из них не явилась к ним и не попросила об этом.
Делу ее нисколько не препятствовало то, что сын ее выглядел таким изящным на боевом коне. Возможно, принц Эдуард действительно казался мальчишкой рядом с подобным животным, но ноги юноши были длинными, и сам он выглядел не менее гибким и сильным, чем любой сельский парень. В одном месте принц боролся с местным юношей, и они вместе свалились в пруд. Местные застыли, не зная, какое наказание будет их ждать, однако принц вынырнул на поверхность, продержав под водой своего противника до тех пор, пока тот не захлебнулся, а затем вынес его к остальным, и, хлопая по щекам, они вернули утопленника к жизни. Этот самый девонский парнишка стал одним из сквайров Эдуарда и принялся учиться всем премудростям, которые должен знать оруженосец, чтобы быть полезным рыцарю на поле боя.
Весенние дни, один за другим, проходили в походах по цветущей сельской местности среди лесов и зеленых полей. Сладкий и густой воздух сулил скорое лето, все вокруг росло и цвело.
В Бате они подивились римским руинам, и принц Эдуард поплавал в сернистых водах, морща нос и призывая матушку тоже окунуться. Маргарита Анжуйская предпочла этого не делать, однако Малый совет был в восторге от мирного явления собственного герцога Сомерсета, а члены магистрата были обрадованы ему даже больше, чем самой Маргарет и принцу. Приветствовать их на улицы вышла толпа простых людей, а с ними – торговцы и менялы, расставившие свои столики. Эдмунд Бофорт успел занять денег, раздобыл продовольствие и еще шесть сотен людей. Половину их составляли горняки одной угольной копи, хозяин которой естественным образом был повергнут в глубокое расстройство, однако обстоятельства вынуждали его мужественно воспринимать подобный оборот событий. Нужен был каждый новый рекрут: Маргарет и так уже смущало, что ее армия слишком медленно подрастает в числе. Деловые подробности она оставляла вниманию Сомерсета и только что появившегося рядом с ними графа Девона.