Книга Семья - Тони Парсонс

Лицо миссис Марли побагровело.

— Социальные службы! Я не желаю, чтобы в моем доме ошивались какие-то добренькие дядьки и тетьки! Пускай катятся куда подальше!

— Ребенок совершенно заброшен. А теперь, когда вы плохо себя чувствуете…

Дейзи начала тихо и безнадежно плакать — просто для самой себя. Меган положила руку ей на плечо и повернулась к матери.

— Никто не хочет отнимать у вас Дейзи. Мы постараемся этого избежать.

— Избежать! Мой брат однажды тебя уже отделал, и снова отделает как следует!

Миссис Марли сделала шаг к Меган, и Меган непроизвольно отпрянула. В глубине ее желудка появилось щемящее, сосущее чувство. Страх. Если сейчас с ней что-то случится, что будет с ее ребенком?

Однажды днем Джессика и Наоко отправились прогуляться с детьми по улицам Лондона. Поппи спала в своей коляске, а Хлоя с ясными глазками и пингвином под мышкой сидела в своей, прогулочной. Последнее время Хлоя с пингвином не расставалась.

Когда женщины зашли в кафе выпить кофе, Хлоя поставила пингвина на пол и нажала кнопку на одном из его крыльев. Пингвин немедленно ожил и начал петь механическим голосом:

Прыгнем, прыгнем, дружно вместе прыгнем! Прыгнем в океан, дружно все нырнем! Прыгнем, прыгнем, как один все прыгнем! Хочешь стать пингвином и нырять, как я?

При этом пингвин, действительно, подпрыгивал на одном месте и хлопал крыльями. От удовольствия Хлоя покачивала головкой и улыбалась.

— Что-то новенькое, — сказала Джессика. — Это покачивание головкой.

— Просто она поняла, что ее голова может вертеться в разные стороны, — пояснила Наоко.

Потом женщины вышли из кафе и стали прощаться. Наоко погладила спящую Поппи по личику, Джессика наклонилась, чтобы поцеловать Хлою и — по особому настоянию ребенка — ее пингвина.

А потом они увидели их.

Майкл прощался с какой-то женщиной возле местного «Хилтона», и их поцелуи в толпе бизнесменов и бизнеследи, одетых в серые корпоративные костюмы, казались вызывающими. Майкл и Джинджер, секретарша автосалона, делали это абсолютно открыто, ни от кого не прячась.

Джессика взглянула на Наоко. Джинджер была на десять лет старше и по красоте даже в подметки ей не годилась. Так почему? С какой стати мужчина рискует потерять жену и ребенка ради такой старой калоши, как Джинджер?

Хлоя воспользовалась паузой и снова взялась за своего пингвина.

Прыгнем, прыгнем, дружно вместе прыгнем!..

Наоко наклонилась к ней, выключила пингвина и сказала всего одно слово:

— Хватит.

Когда ребенок, наконец, уснул, они занялись любовью. Ничего похожего на страстное совокупление на груде пальто во время той достопамятной вечеринки. Теперь их сексуальные упражнения напоминали Меган библиотеку: все надо было делать тихо и бесшумно, словно кругом висели таблички с надписью «Не шуметь».

Но она любила человека, который подарил ей ребенка и пересек полмира, чтобы их найти. И с каждым днем она любила его все сильнее.

Она прекрасно знала о его второй работе — что он развозил сэндвичи, однако об этом даже словом не обмолвилась. В ее глазах это занятие не делало его человеком жалким или недостойным уважения. Наоборот, он трогал ее до слез. Никакой он не неудачник, думала она, а самый настоящий мужчина, который делает для нас все возможное. И с каждым днем Меган проникалась к нему все большим доверием.

— Раньше я думала, что смогу что-то изменить, — шептала она ему. — Я была в этом твердо убеждена. А теперь посмотрите на меня. Такая же, как все. Выписываю антидепрессанты и звоню в социальные службы.

— Ты не можешь помочь этим людям, — шептал он ей в ответ. — Они слишком бедны, слишком больны, слишком много работают и подсели на искусственную еду, наркотики и алкоголь. Они слишком глупы, в конце концов.

— Нет, ты не прав. Здесь есть хорошие люди. — Она вспомнила о миссис Саммер, о боксере и Дейзи. Она подумала о многих других достойных людях, которые должны были как-то существовать в этих жалких кварталах.

— Теперь тебе надо думать о Поппи. Вообще, о нас. Я серьезно тебе говорю, Меган. Нам надо отсюда уехать.

Услышав эти слова, она улыбнулась. Она понимала, что всю свою жизнь Кирк мечтал уехать в новое, лучшее место, где море синее, песчаные пляжи белее, а вода чище. Как же так получилось, что он, в конце концов, оказался в Хокни?

— И что у тебя на уме? — спросила она.

— Я тебе повторяю, что говорю серьезно.

— Мне тоже не до смеха. Честно. Мне нравится мысль махнуть куда-нибудь подальше от всего этого кошмара.

Кирк порывисто ее обнял.

— Я хочу уехать туда, где есть возможность нырять. Где я смогу учить. Это же самые лучшие места на планете! Меня возьмут в любой крупный дайвинг-центр. На Индийском океане. На Карибском море. В конце концов, у меня дома, в Австралии.

Внезапно Меган посерьезнела.

— Ты думаешь, я всю жизнь смогу проваляться на пляже? Ты думаешь, я смогу оставить свою профессию?

— Но ведь доктора нужны везде! Зачем обязательно практиковать в таком месте, где тебя никто не уважает? Где грязно, полно пьяниц и вообще опустившихся типов?

— Тебе просто противно здесь жить.

— Согласен. Но я ведь здесь не из-за самого места. Я здесь ради тебя. И ради нашего ребенка.

— Но здесь я могу принести реальную пользу. И ты неправ, когда говоришь, что здесь все плохо. Но даже если и так, то как ты думаешь, чем должны заниматься доктора? По-твоему, они должны лечить только богатых? Богатых, успешных и красивых? Но в жизни так не бывает. И в колледже меня учили другому.

— А чему тебя учили в колледже? Думается мне, не тому, что ты наблюдаешь здесь.

Меган попыталась вспомнить. В колледже у нее, действительно, было другое представление о будущей профессии. В своем воображении она всегда выступала в роли спокойного, доброго и всемогущего доктора. Доктора, который приносил надежду отчаявшимся. Что-то в таком духе. Она даже в страшном сне не могла представить, что ее пациенты будут устраивать на нее зверские нападения. Она всегда считала, что они будут испытывать к ней благодарность, даже любить, или уж, на худой конец, уважать. Ей даже в голову не могло прийти, что они будут смотреть на нее как на сволочь из среднего сословия, которая лишает их горячо желаемых таблеток и поганит жизнь тем, что звонит в страшные социальные службы. И, кроме того, Меган никогда не думала, что будет так уставать.

— Я надеялась, что смогу что-то изменить, — повторила она. — Мне хотелось сделать их жизнь лучше. Разве это плохо?

— Ничего плохого в этом нет. Но ты не можешь спасти мир, Меган. Посмотри на нас. Я имею в виду — на нас двоих. Мы каждую ночь мучаемся. Наша малютка плачет, не переставая, а нам кажется, что небеса готовы обрушиться нам на голову.