Книга Казнь - Марина и Сергей Дяченко

Сразу же выяснилось, что Лобз упал потому, что пол в коридоре был надраен и чрезмерно натерт воском. А навощил его – из наилучших побуждений – тот самый юный «искупант», что замахивался на Ирену метлой. Таким образом, юнец оказался повинен, хоть и косвенно, в человеческой смерти…

Из приюта послан был гонец – надо полагать, к юнцову папочке. Мальчишка, смертельно боящийся расплаты Провидения, дважды подряд вымыл несчастного Гнойника и в конце концов полез на крышу – починять черепицу. А так как черепицу он до тех пор видел только издали и лазал куда-то исключительно под присмотром учителя гимнастики, то стоит ли удивляться, что уже через полчаса он сорвался, оборвал своим весом плохо закрепленную страховку и рухнул на крыльцо, сломав руку и ногу?..

Ирена держалась в стороне от общей суеты. Ей запомнилось лицо мертвого Лобза, которого зашивали в мешковину – равнодушное, очень усталое лицо. И покрытая испариной физиономия юного аристократа – он ошалел от боли и от свалившихся на него несчастий, и даже не стонал, а только удивленно таращился на обступивших его людей, в то время как вольнонаемные санитары рассуждали о руке Провидения, которое, по-видимому, рассчиталось с юношей сразу за все его грехи…

К вечеру под воротами объявилась карета, запряженная четверкой вороных. Юношу увезли в родное имение – Ирена искренне надеялась, что он не останется инвалидом на всю жизнь; колченогого Лобза вынесли за ворота в мешке и похоронили где-то неподалеку. И хотя оба были овеществленными фантомами, подопытными существами без прошлого и без будущего – Ирена чувствовала себя скверно.

Старый Музыкант тем временем впал в депрессию. Сидел на обычном месте, под забором, нудел свои песни и не реагировал на внешние раздражители. А значит, Ирена еще не скоро узнает, как звали Создателя в ее же собственном рассказе про «Раскаявшегося», и что сказала ящерица по имени Милосердие хамелеону по имени Раскаяние…

Ирена поймала на себе чужой взгляд и обернулась.

В нескольких шагах стояла белобрысая стриженная девочка. Смотрела странно – не то с опаской, не то вопросительно.

* * *

Ночь прошла плохо, следующий день начался и того хуже – вылез откуда-то тиран Горох, оклемавшийся после очередного удара судьбы, и принялся бродить среди «убогих», зыркая, бормоча, понемногу разогревая себя – вероятно, ему казалось, что он – император, бродящий среди вконец распустившихся слуг, и, несмотря на аристократизм и кротость нрава, ему придется собраться с духом и положить распущенности конец…

– …Поди сюда!

Слабоумный парнишка по имени Зуб – тот самый, что попал в приют одновременно с Иреной – подошел, виновато улыбаясь.

– Сучонок… – протянул Горох, и голос его был почти что ласковым. – Порядка не знаешь, сучонок? Закона не знаешь?

Зуб моргнул редкими ресницами.

Гениальная интуиция сумасшедшего Гороха безошибочно указала ему на жертву – самую слабую, самую подготовленную для предстоящей роли. Для того, чтобы подчинить Зуба, даже не придется особенно гневить Провидение…

Ирена не стала на это смотреть. Повернулась и ушла в дом.

В коридоре – после гибели колченогого весь воск с пола соскребли начисто – ждала ее белобрысая девчонка.

Сама не думая, зачем, просто повинуясь внезапному побуждению, Ирена положила руку ей на макушку.

Девчонка не увернулась.

Глаза ее стали бессмысленными. Соловыми, как от сильного наркотика. Она привстала на цыпочки – как бы желая удержать Иренину руку…

Наверное, впервые в жизни девчонка поймала ласку ради ласки. Не ради возможного вознаграждения…

Другое дело, как она это учуяла. Каким нюхом?..

Впрочем, Ирена и без того знала, что выделяется среди прочих, как альбинос в вороньей стае. Это сразу увидел Рек, это моментально понял Музыкант, странно, как не успел понять этого верховный Толкователь…

Впрочем, самым безопасным местом для нее оказался приют «убогих». Возможно, следует затаиться, подождать, пока моделятор вконец разочаруется в своей гениальной МОДЕЛИ и вспомнит о бывшей жене, неудавшейся лазутчице…

Если он вспомнит. Если он еще жив, если он еще здесь, если бесконечный колодец МОДЕЛЕЙ не затянул его, подобно воронке…

Возможно, каждая следующая МОДЕЛЬ безумнее предыдущей и более ограничена в пространстве. В конце концов он смоделирует клетку, как у сумасшедшей Флеи, и окажется запертым в ней в компании совершенно фантастических, бредовых существ, подчиняющихся непознаваемым законам…

Хотя нет. Анджей всегда знал, что и зачем делает. Не прав Петер, полагающий, что ошеломляющий успех моделятора, успех, обернувшийся поражением, стал неожиданностью для самого господина Кромара…

В печальных размышлениях прошла и эта ночь.

Утром ворота распахнулись, пропуская очередную партию добровольных помощников, и первым вошел стройный крестьянин с сосредоточенным тонким лицом и изогнутыми «тильдой» бровями…

Бескорыстный рыцарь Рек по кличке Шиповник.

* * *

За поленницей дети играли в некое подобие чехарды – без улыбок, деловито, будто выполняя ответственную работу. Музыкант перебирал струны своей лютни; Ирена сидела рядом и смотрела, как Рек, подражая крестьянской манере двигаться, разгружает телегу посреди двора.

Телега пришла из-под Высокой Крыши. Несколько мешков муки, окорока, колбасы, масло, даже вино – щедрая жертва должна была покрыть творимые под Крышей грехи. Калеки и сироты будут жевать лепешки, а власть получит некоторую свободу действий – не бывает власти без принуждения, но не расплачиваться же собственными костями за каждый подписанный указ…

Подражатель из Река был некудышний. Наверняка в нем уже раскусили переодетого аристократа – но что же, здесь, в приюте, ряженые появляются чаще, чем где бы то ни было…

А вот бескорыстных рыцарей здесь не бывает.

Бескорыстные не нуждаются в выслуге. Бескорыстные имеют право на бескорыстное добро – а вовсе не на безнаказанное зло…

Ирене захотелось сесть за компьютер. Или добраться, в конце концов, до ручки и листа бумаги, она уже знает, как писать рассказ «О раскаявшемся», знает, какое имя дать Создателю – не Анджей, конечно, и не Кромар, это было бы прямолинейно, но когда-то, во времена их щенячьей влюбленности, у нее было обыкновение называть его «Андрусь»…

…Беседуют ящерица и хамелеон. Хамелеона зовут Милосердие, а ящерицу Раскаяние… Или наоборот? Стоп, стоп. Рассказ называется «О раскаявшемся», а кто раскаялся-то, неужели Создатель?!

Рек мимоходом на нее взглянул. Близился вечер; еще полчаса – и работы будут свернуты, «убогих» позовут на ужин, приходящих работников выдворят за ворота… А это значит, что…

Она в изнеможении закрыла глаза.

Сегодня будет побег. Сегодня она покинет приют. Сегодня… Кажется, что вырваться за двойной забор означает вернуться домой. Добраться до компьютера, написать рассказ за одну ночь, подать в номинационную комиссию Серебряного Вулкана… Ну на кой он ей сдался, этот Вулкан?!