Книга Последняя спецоперация "Нормана" - Михаил Болтунов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сам же Петр Шмырев как начнет свой путь воентехником в радиоразведке, так и закончит генерал-лейтенантом, начальником этой службы. Но все это будет потом, через много лет.
А тогда, в 1941 году, путь молодых офицеров лежал на вокзал. Их ждали в Москве, в Главном разведывательном управлении Красной армии.
В столицу они прибыли поездом равно через месяц после начала войны. При подъезде к городу попали под бомбежку и ночь провели в метро на станции «Комсомольская». Рано утром 23 июля 1941 года явились в отдел кадров Главного разведуправления по адресу: улица Карла Маркса, дом 17.
В тот же день их отправили в летний лагерь разведуправления, в поселок Загорянка. Там располагались курсы усовершенствования офицеров военной разведки. Практические занятия проходили, но основательно усаживать за парты «академиков», как их тогда называли, никто не собирался, а вот приглядывались к ним внимательно.
Вскоре в их группу из Москвы прибыл подполковник Рукавицын и предложил: «Есть три вакантных должности заместителей командиров дивизионов по технической части на Ленинградский фронт. Желающие есть?» Желающих было много. Надоело сидеть на курсах, все рвались в бой, но на этот раз повезло троим — ленинградцам Игорю Бутченко, Борису Дубовичу и Петру Шмыреву. Видимо, руководство решило, что именно ленинградцам будет сподручнее служить на земле малой родины.
Вскоре пришел приказ, что все они назначены на Ленинградский фронт. Однако попасть к месту службы было не так просто. К тому времени кольцо блокады вокруг города на Неве замкнулось. И трое воентехников словно повисли в воздухе. Юридически они уже были в Ленинграде, в Загорянке их сняли со всех видов довольствия, денег не платили. А кушать, однако, очень хотелось.
Как-то начальник отделения радиосвязи и радиоразведки генерал Рябов, заметив, что молодые воентехники не торопятся на обед, поинтересовался:
— Вы что, ребята, в столовую не идете?
— Не хочется что-то, — замялись ребята.
— Может, у вас денег нет?
— Денег, товарищ генерал, у нас давно нет…
Рябов понимающе кивнул и раздал каждому по тридцатке. Шмырев запомнил ту тридцатку на всю жизнь — купюра большая, ярко-красная, с портретом Ленина. Кто-то из них тогда пошутил: мол, после войны вернем.
Генералу шутка понравилась.
— После войны? Согласен, а сейчас дуйте в столовую.
И воентехники дунули. Ох, и вкусный же борщ был в тот день!
…Однако время шло, а отправить воентехников к месту службы не представлялось возможным. Им стали уже намекать: мол, можно написать рапорта и перевестись на другой фронт. Но ленинградцы хотели защищать родной город и рапорта писать отказались наотрез.
Наконец в последний день сентября Бутченко, Дубовича и Шмырева подняли по тревоге, они погрузились в машину и отправились на центральный аэродром, который располагался тогда на Ходынке. Там стоял готовый к полету «дуглас», который должен был доставить каучук, закупленный в Индонезии, для ленинградского завода «Севкабель».
Полет от Москвы до Ленинграда прошел вполне благополучно. Правда, стрелок время от времени стрелял в темное ночное небо, но это скорее для поддержания боевого духа, поскольку даже гула вражеских самолетов они не услышали. Приземлились на северо-восточной окраине Ленинграда, на аэродроме Всеволожское. Договорились, что хоть на часок забегут к своим родным, а уж потом на службу.
У Петра Шмырева в Питере, на улице Скороходовой жила мама. Отец умер еще в 1932 году от инфаркта, или, как тогда говорили, от разрыва сердца. Он заведовал столовой на заводе им. Сталина и, возвращаясь из Москвы, с совещания работников общественного питания, почувствовал себя плохо. Не выдержало сердце.
Без отца жилось тяжело. Спасибо тетке, маминой сестре. Она жила в Минске, и каждое лето Петя Шмырев проводил там. Тетка кормила, обувала, одевала его, словом, поддерживала материально.
А когда Петр подрос и окончил школу, мама уговаривала пойти в военно-медицинскую академию, но он решил по-своему. И вот теперь воентехник Шмырев ехал к маме.
Вера Алексеевна встретила его слезами радости, а он, обняв мать, деловито открыл вещмешок, вытащил оттуда московские подарки: консервы, тушенку, сгущенку, печенье, и главное — хлеб. Он помнит, как смотрела его мама на обычную буханку ржаного хлеба. Тогда впервые в душе шелохнулась тревога: выходит, в Москве он мало что знал о ленинградской блокаде.
…В разведотделе фронта, который располагался невдалеке от Исаакиевского собора, на Красной улице, его встретил подполковник Иван Миронов. Он получил это звание недавно, которое, собственно, и было введено после финской кампании. В петлицах у Ивана Мироновича красовались три шпалы. Должность — помощник начальника разведотдела фронта по радиоразведке и специальной радиосвязи.
После беседы с Мироновым воентехник получил предписание в 623-й отдельный радиодивизион особого назначения. Дивизион располагался на Звенигородской улице, дом 5.
Петр Шмырев был назначен, пожалуй, на одну из самых ответственных и сложных должностей в дивизионе — помощником командира по технической и хозяйственной части. Однако техническая часть его вовсе не пугала, а вот хозяйственная… Откровенно говоря, в свои неполные 22 года хозяйственными вопросами воентехник Шмырев никогда не занимался, в академии этому тоже не учили. Помог ему Николай Иванович Лебедев, начальник продслужбы дивизиона. По возрасту он годился Петру в отцы, призван был с гражданки, где до войны руководил крупнейшим гастрономом в Ленинграде. По сути, он и взвалил на себя все дивизионное хозяйство, а Шмырев занимался техникой.
«Знаете, — сказал как-то в разговоре Петр Спиридонович, — в войну нам очень помогал, а точнее, спасал, Ленинград».
Поначалу я не понял, что имел в виду Шмырев, переспросил: «В каком смысле спасал?» «Да в прямом, — ответил он. — Представьте, у нас на обычных сержантских должностях в войну служили опытные радиоинженеры из научно-исследовательских институтов, с заводов. Умнейшие люди, инженеры от Бога, они могли блоху подковать. Только в радиотехнике, конечно… Так что интеллект Ленинграда крепко помогал его обороне».
Дивизион — хозяйство немалое, как людское, так и техническое. Личного состава около 200 человек. Из них — 25 офицеров. Состоял он из радиоцентра, который вел перехват передач противника; радиопеленгаторных пунктов, вынесенных на периферию и осуществляющих засечки для определения местоположения работающих станций фашистов. По координатам станции соответственно определялись данные штаба немцев. Третьим составляющим в системе дивизиона был узел связи.
В дивизионе служили не только инженеры экстра-класса, но и столь же опытные, знающие переводчики. Петр Спиридонович до сих пор помнит их по именам: например, Ольга Николаевна Климова, владевшая добрым десятком иностранных языков, Марта Алексеевна Ахменайнен, в совершенстве знавшая финский язык.
