Книга Серьги с алмазными бантами - Марта Таро

Елена слушала – и не могла самой себе поверить. Она глядела в яркие зелёные глаза своего первого мужчины и видела в них мольбу и нежность Елена поняла, что оборона пробита и пора капитулировать. Тихие слова, сказанные Василевским, коснулись самого сердца:

– Елена Прекрасная, прости меня за ревность!

Что на это можно было ответить? Лишь сказать правду:

– Конечно! Но я тоже сильно запутала свою жизнь, и мне тоже нужно прощение…

Александр опустился на одно колено.

– Я никогда больше не причиню тебе боли, потому что очень люблю. Пожалуйста, стань моей женой.

Василевский вглядывался в лицо своей Прекрасной Елены. Из её глаз хлынули слёзы, и граф испугался, что она сейчас откажет. Но Елена улыбнулась – как будто радуга засияла сквозь струи дождя, и, как три года назад, сказала:

– Благодарю за честь, граф Василевский. Я стану вашею женой.

Он обнял её и, целуя, тоже припомнил слова, сказанные три года назад в избушке под Малоярославцем:

– Надеюсь, что это последний раз, когда ты обращаешься ко мне на «вы».

…Василевский не мог остановиться – всё целовал и целовал свою невесту.

– Пожалуйста, давай не будем тянуть с венчанием! – взмолился вдруг он, но тут же, испугавшись, что снова сделал какую-то оплошность, спросил: – Или ты хочешь большую свадьбу?

– Нет, лучше тихо обвенчаться. Моим шафером может быть барон Тальзит. Он только что привёз из Ратманово тётю – Мари Опекушину, и нашу младшенькую, Ольгу. Ещё нужно пригласить Штерна, он представляет здесь моего брата, который, как я подозреваю, и так дал тебе согласие на наш брак, предложив уговорить меня самому.

– Алексей – настоящий друг, – улыбнулся Василевский, решив на всякий случай не вдаваться в подробности. – А я хочу, чтобы моим шафером стал воспитавший меня дядя. Пойдём, я наконец-то вас познакомлю.

Александр обнял невесту и повёл в библиотеку, где старый князь обычно проводил время за чтением Плутарха. Надо ли говорить, в какой восторг пришел князь Ксаверий? Ему декабрь преподнёс самый лучший из всех подарков.

Глава тридцать седьмая

Потерянный рай

Декабрь в Париже оказался дождливым. Ни снега, ни мороза, ни ясного неба. Как тут вообще можно жить? Щеглову хотелось домой, тем более что его командир, сдав полк, уже давно отбыл в Россию. Ополчение тоже вот-вот должно было отправиться, но поручик не мог уехать, не закончив начатого дела. Он обещал маркизе де Сент-Этьен, что останется в Париже до окончания суда над де Виларденом, а в случае нужды выступит и свидетелем. К счастью, судебное заседание назначили на сегодня и, если приговор вынесут в течение дня, поручик ещё успевал вернуться в полк до его отхода.

«Господи, помоги! Пусть восторжествует справедливость», – мысленно попросил Щеглов.

Судья – мрачного вида старик в очках – не произвёл на поручика благоприятного впечатления. Щеглову казалось, что судья подыгрывает защитнику барона – расфуфыренному коротконогому толстяку – и затыкает обвинение, представленное префектом полиции. К тому же де Виларден не признал своей вины, и Щеглов уже начал побаиваться худшего – оправдания. Судья закончил допрашивать барона, теперь пришёл черед Луиджи Комо, следующим должен был стать Щеглов.

Судья велел доставить юношу. Поручик знал, что с Луиджи уже сняты все самые тяжкие обвинения, теперь юному итальянцу ставили в вину лишь то, что он открыл злоумышленнику калитку и дверь коттеджа. Судья привёл Луиджи к присяге и разрешил обвинению задавать вопросы.

– Вы давно знакомы с подсудимым? – осведомился майор Фабри.

– Да, ваша честь, года три, наверное, а последний год мне пришлось жить с ним, – ответил юноша.

– А почему «пришлось»? Барон вас заставил?

– Да. Моя семья задолжала ему, и он забрал меня в счёт долга.

Чувство предвкушения, такое мимолётное, что Щеглов заметил его лишь потому, что знал, чего ждать, мелькнуло в глазах майора, когда тот произнёс:

– То есть вы стали его слугой?

– Нет, сеньор, он сделал меня рабом, – отозвался юноша, и Щеглов от волнения закусил губу, обвинение наконец-то выложило главный аргумент: на примере Луиджи они собирались доказать, что и девочка, и маркиза, и обе служанки были обречены.

– Расскажите суду, что значило быть рабом у барона де Вилардена.

Юноша залился краской – пылало всё: щёки, уши и даже шея, когда он ответил:

– Сначала барон истязал меня – избивал кавалерийским стеком, а потом, когда я уже с ума сходил от боли, он насиловал меня…

– Но почему же вы не пытались бежать, не попросили помощи у полиции? – вкрадчиво осведомился Фабри.

– Я боялся, ведь барон – убийца. Он насмерть забил кочергой мою старшую сестру. Лючия сказала, что не позволит забрать меня, тогда барон взял кочергу и бил сестру до тех пор, пока не размозжил ей голову. Потом он заявил, что если я не подчинюсь или попробую сбежать, то он вместо меня заберёт одного из моих младших братьев. Знаете, барон так страшно рассмеялся, когда сказал, что возьмёт Альдо, а ведь тому ещё не было пяти.

Слёзы хлынули из глаз Луиджи, казалось, что он захлебнётся ими, но юноша всё же смог крикнуть:

– Кочерга вся стала ржавой от крови, а когда сгустки мозга моей Лючии попали барону в лицо, он слизнул их!..

Судья побледнел.

– Кто может это подтвердить? – спросил он у майора.

– Бабушка свидетеля, она вместе с его младшими братьями проживает в Неаполе, а сейчас приехала сюда и ожидает в коридоре, – отозвался Фабри.

«Похоже, что моё выступление уже не понадобится», – с облегчением понял Щеглов.

Чутьё его не подвело. Через час огласили приговор де Вилардену: двадцать лет каторги. Щеглов подошёл к майору, чтобы поздравить его.

– Я рассчитывал на гильотину, – отмахнулся Фабри, но тут же нашёл сам себе утешение: – Впрочем, этот старый похотливый мерзавец столько не проживёт, а то, что он перед смертью помучается, так это даже хорошо.

Щеглов не удержался. Вздохнул:

– Луиджи подвергся такому испытанию, его рассказ просто чудовищен.

Щёки майора налились свекольным жаром, он злобно фыркнул и отбрил нахального русского:

– Это жизнь! По-другому справедливости не добиться!

Что ж, в этом Фабри был прав. Щеглов бросил взгляд на Луиджи, которого как раз уводил конвойный. Поручику показалось, что в облике юноши что-то изменилось… В глазах исчез страх?.. Не без этого, но всё-таки Щеглов мог бы побиться об заклад, что на лице Луиджи мелькнуло выражение триумфа.

Фабри уже, как видно, пожалел о своей резкости по отношению к поручику, раз примирительно заметил:

– Очень удачно, что вы догадались спросить юношу о кочерге. Маркиза нам про русского с кочергой рассказывала, а оказывается, что де Виларден сам был тем же грешен. Как только вы добились от Луиджи признания о смерти его сестры, так всё встало на свои места. Кстати, как вы об этом догадались?