Книга Крузо - Лутц Зайлер

Повозка Мэкки оставалась во дворе до вечера. Эд спустился вниз, поздоровался с конем-топтыгиным, который показался ему посланцем давно минувших времен. Кончиками пальцев ощупал гладкую шкуру между глаз, а лошадь резко вскинула голову вверх. Эд немного постоял, ожидая собственных мыслей. Однако вместо этого пошел дождь, и он вернулся в дом. Медленно похолодало; отопление в его комнате не работало.

В условленное время они втроем сели за стол. Потом Кромбах поднял руки, и все приступили к еде. Рольф с Крисом намекали, что предпочли бы отправиться в «Хиттим», на ежегодный Танцевальный вечер республики, о чем Эд, принимая во внимание Кромбаха, умолчал. Угорь был отменный, насколько он мог судить. Кроме того, подали картофель, русскую икру, а затем несколько неизвестных ему сортов сыра. Крузо подливал вино, пили быстро, большими глотками.

Последнюю смену заводских отпускников он сразу же отклонил, так сказать сторнировал, из-за острой нехватки персонала, сообщил Кромбах. После чего головной общепит ННП по выплавке цветных металлов и полуфабрикатов в Нидершёневайде немедля освободил его от должности и назначил ревизию. Директорша головного общепита по телефону чуть не захлебнулась от возмущения. «Преступно» было еще самым пустячным из ее обвинений, вдобавок она выразила уверенность (едва не выкрикнула, сказал Кромбах, проведя пальцами по лысине), что он всегда был мошенником, человеком с двойной бухгалтерией, занимался перепродажей продуктов питания и нелегальным размещением, короче, был саботажником социализма, а потому ее все это не удивляет, вообще не удивляет, ни ее, ни кого другого и так далее. Под конец директорша общепита спросила, как он намерен держать ответ перед семерыми трудящимися и их семьями, перед общим числом двадцатью четырьмя гражданами страны, которые долгие годы, если не сказать десятилетия, ждали путевок в дом отдыха, годами, если не десятилетиями ради этого трудились, показывали отличные достижения, или, и это был ее последний вопрос, может, у него в жилетном кармане еще несколько островов?

Жилетный карман упомянут очень кстати, подумал Эд, он был уверен, что Кромбах носил жилеты, раньше, когда работал в «Паласе»…

– Другие острова! – Голос Крузо чуть не сорвался. – Что ты ответил, Вернер?

– Ничего. Меня отзывают в Берлин. К тому же директорша общепита назначила ревизионную комиссию, в сопровождении сил правопорядка, они наверняка уже в пути. – Он налил себе еще, поднял стакан. Рука дрожала, но он, похоже, не обращал внимания. Не стыдился. – Итак. Я бы только хотел сказать, что действительно не имею ни малейшего желания держать ответ перед этими семерыми… – Он набрал воздуху. – …семерыми трудящимися, перед этими… – Он подыскивал слово, которое хотя бы в эту минуту могло вместить его обиду. – …семью самураями из ННП, из этой паршивой дыры, из Швайневайде. – Швайневайде, так Кромбах называл Шёневайде[20], когда бывал пьян и обрушивался на берлинское головное предприятие. Сам он всегда был только арендатором, арендатором мечты о владении «Отшельником», ковчегом, когда-нибудь, в другие времена, в позднейшей жизни. – И я не вижу причин умолчать перед вами об этом, одно к одному, в этом кругу… в общем-то. – Он широко взмахнул рукой, словно за столом еще сидели все, вся его команда, заговорщицкий союз. – Не в пример иным, что сошли тут на берег, молчком, так сказать, верно?

Он залпом осушил стакан. Непродолжительное молчание, Кромбах тяжело дышал, потом невольно рыгнул, а в следующую секунду запел. Поначалу тихонько, скорее замурлыкал.

– Возле мола, где старый маяк…

Немного погодя пели уже все.

Скатерть слепила Эду глаза. Ему стало дурно от зрелища остатков еды. Он прищурился и увидел, что у директора заводского дома отдыха по щекам бегут слезы.

– Возле мола глядели они в открытое море, возле мола сердца наливались тоской, там, возле мола…

Под конец Кромбах напился вдребадан. Как и Крузо, который, словно окаменев, сидел на стуле кока Мике, на противоположном конце стола, в двух десятках морских миль отсюда. Как и Эд, который то тонул, то выныривал в фарватере происходящего и с трудом отслеживал смысл вещей, но их значения уже не осознавал.

Осень, осень

Еще не рассвело, когда Эд спустился в Черную Дыру, чтобы затопить печь, и почти не стало светлее, когда он оттуда уходил. Из ресторана навстречу ему дрейфовал плот, полный маленьких огоньков. Он провел рукой по глазам, прогоняя верблюда, который вот-вот явится, однако это не был его сон. Посредине стола для персонала красовался пирог с обыкновенными хозяйственными свечками. Пирог выглядел вроде как вскопанным, свечки-то великоваты. В разбитом пироге они походили на новенькие динамитные шашки, готовые в любую секунду взорваться.

– Тридцать пять, друг мой, можешь не считать. И вообще, считать незачем!

Эд увидел, что стол только что накрыт, на всех. Тарелки, чашки, бокалы и приборы на двенадцать персон. Увидел фотографию Сони, как тихий дар, крошечную могилу на торце стола. Завтрак, любовно накрытый родителями в ожидании ребенка, который с минуты на минуту придет из своей комнаты в гостиную, заспанный и в блаженной уверенности, что находится в средоточии теплого, исконно доброго мира. Слева и справа от фотографии лежал тринадцатый прибор – нож и вилка, в окружении свечей. Эд заметил сияние на лбу Сони: то была его фотография. Крузо потянулся к нему рукой, но не достал, вместо этого нетерпеливо помахал в воздухе; динамит затрепетал.

– Задуй, Эд!

– Задувает виновник торжества. – Он сказал это быстро и не подумав. Может, просто потому, что это была его фотография, его собственная маленькая покойница.

– Задуй, черт побери!

– Я к тому, что мне это не по чину, Лёш.

– Ну… Ну вот что, сэр Эдгар… Виновница торжества как раз отсутствует, она… еще где-то там, в пути, где-то там! – Его рука целилась в море. – Поэтому она не сможет прийти… сегодня, понимаешь? Хватит с тебя? – Щеки у Крузо были серые, словно отлитые из свинца. – Если точно, то сегодня она в девятнадцатый раз пропускает свой день рождения. И если точно, она теперь старше своей матери, странно, а?

– Извини, Лёш. – У Эда возникла одна мысль, но вместе с тем он опасался. – Давай вместе, Лёш, ну то есть мы с тобой, как… ее братья.

Крузо неотрывно смотрел на него, что-то обронил по-русски, не давая себе труда говорить четко, как бы сплюнул. Эд спрашивал себя, как он умудрился все это сделать – ничего не разбить, расставить на столе посуду и стаканы, прикрепить свечи. Лицо у Лёша было пустое, но потом, будто он понял, уголки рта медленно скривились.

– Мы оба!

Эд опустил голову.

– Кстати, никого больше и не осталось, – пробормотал Крузо, – все ушли, Эд, ушли, ушли!.. Хотя к завтраку есть шампанское, советское шампанское с «виви».